Дрессировщик снов

 

Галочка поставила перед Ингой фарфоровую тарелку с овсяной кашей и проворно намазала диетический хлебец маслом.

— С Днем Рождения, Инга Михайловна! — она тщательно следила за хозяйкой, и под ее пристальным взглядом Инга не смогла оставить в тарелке ни единой ложки. От бутерброда отвертеться также не удалось. Она нервно поглядывала на часы, как всегда опасаясь опоздать в десять мест сразу, но домработница была тверда.

Инга покорно отхлебнула крепкий ароматный кофе и моргнула обоими глазами, что означало улыбку и благодарность за поздравление.

— Спа... сибо, — успела она сказать между глотками.

Галочка положила перед ней тонкий конверт и застенчиво улыбнулась.

— Маленький подарок от меня. Вы сейчас торопитесь, я положу на столик, потом посмотрите.

Инга еще раз посмотрела на часы, отставила кофе и протянула руку. За день ей предстояло выслушать огромное количество неискренних поздравлений, лживых обещаний с резиновыми улыбками и пожеланий "сквозь зубы". А также принять кучу дорогих, но неуклюжих подарков и якобы остроумных открыток. Затем выдержать банкет, на котором друзья и сослуживцы, скривившись, будут размазывать экзотические яства по блюдам, но ей, как всегда, ничего не достанется. А вечером выслушать от домашних перечень их огромных насущных проблем, найти для каждого слова утешения, пообещать помочь и разобраться, а потом восхититься наспех врученной большой и смешной мягкой игрушкой.

И как бы она ни опаздывала, обидеть верную домработницу не могла. Все-таки, она была одной из тех немногих людей, чье хорошее расположение было ей дорого.

— Спасибо, Галочка. И что там у нас такое? — она старательно подняла вверх тонкие брови, приготовившись воскликнуть: "Как это мило!" Ведь Галочка могла предложить ей только милый пустячок, симпатичный сувенир. Хозяйка выплачивала ей приличные суммы, но она знала, что почти все деньги та отсылает семье, в маленький провинциальный городок, дочерям, внукам и мамочке. И на достаточно серьезный подарок денег у нее нет. Да это было бы и неприлично, получать от домработницы дорогую вещь.

Из конверта на колени Инги вылетел тонкий лист. Инга развернула его, окинула взглядом, привычным к самым неожиданным и нелепым бумагам. И с удивлением спросила:

— Договор с дрессировщиком снов?

Галочка довольно кивнула.

— Не ожидали?

Она уже стояла в дверях, держа белую шубку из стриженой норки.

Инга засмеялась:

— Ну, спасибо, порадовала! Так теперь мне не будет сниться любимый кошмар?

Она вертела головой в поисках портфеля с бумагами. Галочка ухитрилась, не выпуская шубки, одновременно подать ей и портфель, и ключи от машины, и мобильный. При этом на выворачивающуюся хозяйку был намотан длинный и плотный шелковый шарф.

— Да. Я знаю, это не очень дорогой подарок, но такого вам больше никто не сделает.

— Это точно.

Инга впрыгнула в сапожки, послала выползшему на кухню-столовую сонному сынуле воздушный поцелуй и вылетела на улицу.

Гриша развалился на угловом диванчике и хмуро воззрился на возникшую перед ним овсянку.

— Ничего не вижу, — прокомментировала Галочка его выражение лица и подала хрустящие булочки.

Гриша покорно взялся за ложку. Это среди друзей по институту он был крут, перед девчонками очень крут, а перед мамой супер-пупер-сверх крут. Галочка умела мгновенно превращать его в того худого и никому ненужного школьника, которого впервые взялась откармливать лет десять назад.

— Так как ты лишила мамулю кошмара? — поинтересовался он.

— У нее сегодня День Рождения, — напомнила Галочка.

— Да помню я, не делай из меня совсем уж эгоиста. Я даже подарок купил: розовую пантеру, она даже мелодию из фильма играет.

Галочка выдержала неодобрительную паузу, но комментировать не стала. Она подробно рассказала Грише свои похождения.

— Три дня назад я отлучалась в центр города на полдня, хотела найти что-нибудь оригинальное. И в Тупичке Мастеров, между магазинами "Чудодейственные бусы" и "Экзотические трубки", обнаружила маленькую лавку "Дрессировщика снов".

Гриша засунул в рот целую булку и проглотил ее не хуже чайки-попрошайки.

— "Трубки" я знаю, — ляпнул он и осекся.

Галочка сделала вид, что ничего не заметила, только хмыкнула и продолжила.

— Я искала что-то необычное, не драгоценности, не табакерку. Что-то простое, нужное и домашнее. И мне почему-то показалось, что за этим названием должны были скрываться подушки или одеяла... — за мягкой и певучей речью Галочки каша незаметно исчезла в Грише, — но постельного белья там не продавали. В пустой комнате за компьютерным столом сидел приятный молодой человек. Я хотела извиниться и уйти, но он так интересно рассказал мне о своей работе, и запросил такую смешную сумму, что я не удержалась и решилась проверить. Тем более, что ничем почти не рисковала.

— Так что за работа, не томи! — Гриша сладко зевнул и посмотрел на часы. В отличие от мамы, процесс этот проходил неторопливо и обстоятельно. Плавно задирался рукав мягкой толстовки и двумя пальцами поворачивался золотой циферблат. Собеседнику при этом не разглядеть швейцарскую марку было невозможно.

— Он дрессирует сны. У каждого человека есть повторяющиеся сюжеты, и почти все мы расстраиваемся от них по какой-то причине. Один и тот же кошмар, или ускользающая мечта, или уходящий поезд. Торт, который никак не попробовать, вещица, которую никак не купишь...

— Баба, которую никак не поимеешь, и туалет, в который никак не по.. — с готовностью подхватил Гриша.

— Фи, — сказала Галочка, — кто-то у нас хочет попасть в определенный круг людей.

— Да ладно, мы же на кухне, отмахнулся Гриша и выразительно постучал по столу пустой хлебницей.

Галя выложила перед ним еще несколько булок.

— А он умеет исправлять эти сны. То есть, они будут продолжать сниться, но несколько в другом виде. И я захотела избавиться от того сна, что преследует меня с ранней юности.

— Тебе снятся сны? — загоготал добрый Гриша. — Ты же ложишься поздно ночью и очень рано встаешь? Когда успеваешь?

— Я все еще остаюсь живым человеком. А сон такой: я иду по родному двору, и на мне ничего нет. Мне очень стыдно, я хочу побыстрее пробежать и обязательно кого-нибудь встречаю.

— Ни фига себе у тебя мечты!

— Это не мечты, это страх. Одна из моих дочерей — психолог — пыталась как-то объяснить, что это значит, говорила о заниженной самооценке, но помочь не смогла. Днем я могу рассказать сон кому угодно, он же смешной, правда? А ночью я просыпаюсь со страшным сердцебиением.

— Сочувствую.

— Теперь уже не надо. В следующую ночь мне приснилось, что я — молодая и безумно красивая иду домой с танцплощадки в импортном платье, с роскошной прической. И все соседи мне завидуют.

— Здорово.

— Я подумала, что парень — гипнотизер, он в глаза очень пристально смотрел. Но когда я вернулась за подарком для Инги Михайловны, он только посмотрел на фотографию. А кошмар твоей мамы ты и сам хорошо знаешь.

— Сон, в котором она приходит в магазин, а продавцы не хотят ее обслуживать, принимая за покупательницу другого класса?

— Да. Я подумала, раз Инга Михайловна не скрывает этого сна и постоянно смеется над ним, на самом деле, он доставляет ей неприятные ощущения. И мне показалось, что парень безопасен, что он не вор и не наводчик.

— Да просто мелкий жулик, — подытожил Гриша и отправился в свою комнату. Собираться в институт.

***

На следующий день Инга Михайловна спустилась к завтраку в отличном настроении.

— Представляете, Галочка, а ваш подарок сработал, — бодро сказала она, — все закончилось мило, и остаток ночи прошел очень сладко!
- В магазине все суетились вокруг тебя, предлагая только эксклюзив? — поинтересовался Гриша. У него намечалась веселая гулянка, поэтому от обычного сонно-ленивого состояния, с которым он ездил учиться, не осталось и следа.

— Ты о чем? Не понимаю, — Инга азартно зачерпывала из тарелки нечто, именуемое смесью "Дружба". — Ммм... Вкуснотища. Да нет, про магазин почти и не страшно, больше обидно. Нет, мне часто снится, что я стою перед нашими воротами, и ты, и Настя еще совсем маленькие, вы идете из школы, и вдруг вас обоих сбивает машина, да так ужасно, что от вас остаются... Нет, это неважно. Главное, что сегодня ночью я, как всегда, замахала руками, призывая остановиться, а вы послушно встали, пропустили эту дрянную машину, перебежали ко мне и повисли на шее...

— Настя, вообще-то, не любит "телячьи нежности", — сказал Гриша, — и сон тебе другой надо было выдрессировать.

Инга пожала плечами и поспешила по своим делам.

— Возможно, он выбирает самый страшный сон? — пробормотала Галочка, собирая тарелки со стола.

— Совпадение, — заверил ее Гриша и убежал.

***

Вечеринка удалась на славу, и до определенного момента Гриша чувствовал себя счастливым.

А потом он проиграл друзьям, и те потребовали от него исполнения обещанного. Надо было совершить идиотский поступок, причем степень идиотизма оговаривали всей компанией. Всякие крики голышом с балкона или перепрыгивания турникетов не дотягивали, не шутить с автомобилями у них мозгов хватало, но фантазия была уже исчерпана.

Тогда Гриша рассказал им про дрессировщика снов и предложил расследовать этот трюк.

Девчонки согласились, ребята отвесили пару пошлых шуток, и он отправился в Тупичок Мастеров.

Решив разведать обстановку, он зашел в лавку и сделал заказ.

— Мы с пацанами часто плаваем наперегонки через нашу речку. Я иногда выигрываю, иногда нет. Но во сне я еще ни разу не достиг противоположного берега. Тону как топор прямо посередине. Хочу во сне переплывать полностью.

Хмурый парень задумчиво посмотрел ему в глаза.

— Хотите избавиться от этого кошмара или от настоящего?

— Этот самый страшный, — заверил его Гриша. Признаваться оказалось вовсе не стыдно, ведь наяву-то он ни капли не боялся.

Дрессировщик назвал смешную стоимость, Гриша расплатился и сделал вид, что уходит.

Лавка работала до 23.00, как и некоторые другие на этой улице. Кроме "приемного покоя" в ней находилось что-то вроде подсобного помещения, куда и удалился хозяин.

Гриша успел заметить, что в шкафу кроме его собственного пальто ничего не висело. Это означало, что либо дрессировщик хранит свою верхнюю одежду в другом месте, либо никогда никуда не уходит. Судя по ежедневному режиму работы, он жил где-то рядом, скорее всего, прямо здесь.

И Гриша, окрыленный легкими алкогольными парами, храбро забрался в этот самый шкаф. Предварительно звякнув колокольчиком входной двери.

Он был последним посетителем, и уже через несколько минут хитрый мошенник повесил табличку "Закрыто, не стучать, идет дрессировка", выключил компьютер и снова скрылся за внутренней дверью.

Гриша выждал некоторое время и, крадучись, двинулся за ним.

На пороге второй комнаты он ошеломленно замер.

Кроме застеленной белой простыней кушетки и одинокого стула, в ярко освещенной комнате ничего не было.

На стуле громоздилась наспех наваленная одежда, но Гришу такой ерундой удивить было нельзя.

Более странным выглядел голый мужик, неподвижно лежащий на кушетке с вытянутыми вдоль тела руками. Дыхания он практически не слышал.

Гриша сразу понял, что перед ним просто больной на голову человек, но для удовлетворения любопытства друзей такого вывода было мало. И он решил немного подождать и придумать какую-нибудь забавную историю.

Присел на корточки у двери. А через пять минут провалился в глубокий  сон.

Он видел вокруг темный-претемный лес. Лес слипся в единую черную массу, о том, что в нем есть отдельные деревья и уж тем более, ветви, можно было только догадываться. Да и лес ли это? Грише казалось, что его окружает густая кофейная гуща, и не просто окружает, а вот-вот облепит и задушит.

Не совсем еще осознавая, спит он, или видит что-то наяву, Гриша усиленно тер глаза и кусал себя за руку.

Он боялся сделать даже шаг, а тьма вокруг жила своей жизнью: рычала, ухала и шипела.

И среди этих опасных звуков он вдруг ясно различил:

— Алле-гоп!

Пересилив первый страх, он постарался пойти на звук, и уже через несколько шагов как будто прошел сквозь черную вату и... Зажмурился от яркого света.

Он стоял посреди освещенного светом пространства, белого круга не более пятнадцати метров в диаметре.

Вокруг возвышались бесконечные стены вязкой чащи.

А в центре круга спиной к нему стоял Дрессировщик снов. В одной набедренной повязке, с длинным кнутом и обструганной палкой.

— Ко мне! — вскрикнул он. Голос оказался гораздо громче и властнее, чем Грише показалось при заключении договора, да и сам Дрессировщик был вовсе не тем мягкотелым хлюпиком, который сутулился за маломощным компьютером.

Из тьмы настороженно вышло саблезубое страшилище с длиннющим хвостом.

Оно присело на все свои шесть лап и зарычало.

— Лежать! — скомандовал Дрессировщик.

Чудовище прыгнуло, но Дрессировщик ловко подставил ему палку в пасть, а свободной рукой схватил за гриву. Потеряв равновесие, оно шлепнулось на землю, замахав в воздухе лапами. Дрессировщик сел на него верхом, придавливая голову, выворачивая палку в пасти, и заорал в самое ухо:

— Лежать!

Чудовище как-то обмякло, распласталось и съежилось. И когда Дрессировщик встал, оно так и осталось поскуливать.

— Сидеть! — сказал он уже обычным голосом.

Страшилище село и отвело взгляд в сторону.

— Ты понял, что надо делать?

— Да, — прошелестел саблезуб.

— Ты запомнил, кто сильнее?

— Да.

— Действуй.

Жалобно урча, оно на глазах покрывалось вместо клочковатой шерсти длинным мягким мехом, морда закруглилась, и клыки втянулись назад в треугольную пасть. Одновременно исчезли когти и раздвоенный язык.

И Гриша увидел в центре яркого круга нечто, больше напоминающее мамины игрушки, чем детскую страшилку.

Бывшее чудовище отправилось по своим делам, а Дрессировщик вздохнул и вновь щелкнул кнутом.

— Ко мне!

Из леса никто не показался, и он начал поворачиваться, проглядывая все направления. И увидел Гришу.

— Опять, — досадливо хлопнул он себя рукой по лбу, — и когда я перестану быть таким беспечным.

— Я... Не хотел, — сказал Гриша.

— Но любопытство пересилило, — подсказал Дрессировщик, — сейчас вернемся, только разберемся заодно с твоей мелюзгой.

Как раз в этот момент из леса выскочила маленькая колючая зверюшка и попыталась укусить его за голую пятку.

Дрессировщик хлопнул в ладоши и рявкнул на нее.

Мгновенную трансформацию злобного ежика в пушистого колобка с чебурашечьими ушами Гриша уже воспринял как должное.

— Назад, — скомандовал Дрессировщик, непонятно к кому обращаясь: к Грише или к его бывшему кошмару.

***

Они сидели в ярко освещенной комнате и ели бутерброды с сырокопченой колбаской, запивая красным вином.

— Когда-нибудь моя рассеянность приведет к беде, — качал головой Дрессировщик. — Там я напряжен и сосредоточен, но здесь часто совершаю глупости. Ешь, ешь, тебе нужно восстановить силы.

Гриша испытывал непривычное для него головокружение и звенящую головную боль.

— Как вы это делаете?

— Не знаю, — честно ответил Дрессировщик.

Гриша хмыкнул и слопал последний бутерброд. Дрессировщик на миг закрыл глаза, и на подносе появилась фаршированная индейка, обложенная печеным картофелем.

Уговаривать Григория не пришлось, он руками оторвал кусочище и вопросительно выпучил глаза.

— Да ты не бойся, для тебя она безвредная, ешь, — слабо улыбнувшись, повторил Дрессировщик. — Вот человек, которому она снилась, был уверен, что умрет от обжорства, если съест еще кусочек. А спать он ложился голодным, не ел после восемнадцати часов, поэтому, не умирая от переедания, рисковал захлебнуться слюной.

Гриша хихикнул:

— А вино и колбаса?

— Сейчас вспомню... В вине одному мужчине мерещился яд, подсыпанный дорогой женой... Да ты не давись, это же был только сон. Теперь он каждую ночь наслаждается неповторимыми букетами и изысканными композициями. А я заимствую. С колбасой же гораздо веселее, одному достаточно удачливому бизнесмену во сне виделись бутерброды с тонкими кружочками пахучей колбасы. Но стоило ему открыть рот и поднести вожделенное лакомство ко рту, как во сне появлялась его мама, все отбирала и долго читала мораль о вреде консервантов и трансгенной сои.

— А теперь?

— Мне не удалось укротить кошмар за один сеанс, он был некрупный, но изворотливый, — Дрессировщик машинально потер плечо, — съесть-то он успевал, но мама все равно появлялась и ругала еще громче. Но в итоге я справился. Теперь она сама приносит ему несколько сортов в шуршащих пакетах из фирменного супермаркета. Хотя наяву все остается по-прежнему, она даже в офис приносит ему домашний суп и паровые котлетки.

— Здорово тебе живется! — воскликнул Гриша. — Все, что хочешь, можешь достать! И устриц, и пирог с черникой, и эстрадную певицу?

— Могу, но в этом сочетании не буду.

— Я тоже так хочу.

Дрессировщик вмиг посерьезнел.

— Не завидуй. Ты не знаешь, чего мне стоит такая жизнь.

Он продемонстрировал Грише зазубренные шрамы и показал искривление кости на ноге, такое, которое бывает после сращивания переломов.

— В жизни я столько неприятностей не испытывал, она у меня вообще, серая и скучная. А вот там... Смотри, у меня несколько шрамов от удаления аппендикса, а вот такого вообще не может быть.

Гриша недоуменно уставился на полукруглый горизонтальный шрам под пупком.

— Что это?

— Ах да, ты еще маленький, ничего почти еще не знаешь, — спохватился Дрессировщик и накинул рубашку.

Гриша насупился.

— А кто был тот зверь?

— Да почти ничего особенного, кое-кто каждую ночь видел себя убитым киллером. Можно было ко мне и не обращаться, сменил бы маршрут, и все.

— И все-таки, как вы это делаете?

Дрессировщик устало поинтересовался, уйдет ли Гриша домой и оставит ли его в покое, получил клятвенные заверения и заговорил.

— Я рос тихим и слабым мальчиком, и никак не мог оправдать ожиданий своих родителей. И слуха музыкального у меня не было, и таланты никакие не выявлялись, и к спорту не тянулся, и учился хорошо, но не отлично. Никаких поводов для гордости. И они были уверены, что все это — от моей ужасной лени. Поэтому часто пытались наказать меня, а больше всего на свете я боялся темного чулана. И они, заметив это, при каждом удобном случае запирали меня там. И среди шуб и запаха нафталина, дорожных сумок, старой обуви и банок с вареньями я боролся со сном, потому что знал, что стоит мне задремать, как все вокруг преобразится в злобных чудищ, которые нападут на меня.

И мне казалось, что сны мои реальны, потому что я, конечно, в итоге засыпал. Измученный учебой и тренировками организм хватался за возможность передохнуть. Но, просыпаясь, находил на себе синяки и царапины.

Однажды я взбунтовался, взял бейсбольную биту, оставшуюся после моих трехмесячных занятий этим видом спорта, и заснул вместе с ней. И когда на меня напал гигантский зубастый червяк, я от души ударил его поперек склизкого туловища. И он удрал. Тогда я понял, что снами можно управлять.

Я отыскал в темном чулане пространство света — то, что озаряла слабая лампочка. Мама всегда выключала ее, но во сне-то я всегда мог заставить свет включиться обратно. И я спал в полной темноте, а там вытаскивал на свет самые страшные кошмары и заставлял их корежиться передо мной в почтении. Обычно они принимали вид причудливых животных, злобных и опасных.

А когда вырос, сделал свое детское увлечение работой. Свет здесь мне нужен, чтобы свет был там. Сплю я мало, поэтому проваливаюсь в сон легко. И заказы следуют одни за другими. Цену я назначаю в зависимости от сложности. Есть легкие: вот ваша домработница, она держит свою судьбу в уверенных натруженных руках, ей наяву приходится решать столько проблем, что на глупости времени не остается. Поэтому ее и преследовал тот кошмарик, который мог поселиться только у наивной молодой провинциальной девушки. Психологи говорят, что такие сны преследуют людей, которым есть, что скрывать. Это неправда. Страх твоей мамы немного сложнее, потому что с кошмарами родителей, безгранично волнующихся за своих деток, бороться очень трудно, истоки...

Гриша только на секунду прикрыл глаза, только распробовать сочетание нежного мяса с ананасом и передохнуть от яркого света.

И снова пространство света посреди темноты. Только в центре он один, без Дрессировщика. А бесконечно тянущиеся ввысь темные стены сотрясаются от грохота.

И мелкие страшилища, населяющие лес, затихают и прячутся по дуплам и норам. А те, что побольше — убегают подальше, даже не пытаясь сохранить достоинство.

А в освещенный круг, топая ногами-колоннами, входит гигантский слон с острыми бивнями и покрытыми ядовитыми жалами ушами. И увернуться на маленьком пространстве от него нельзя, и бежать бесполезно. Куда? Во тьму? Да он сомнет и растопчет вместе с чужими кошмарами.

Слон открывает гигантскую пасть и наступает как взбесившийся экскаватор...

Вспомнив о связи сна с реальностью, Гриша понял, что погибнет.

— Повернись ко мне, тварь! — воскликнул внезапно появившийся Дрессировщик. — Просыпайся, Гриша, сейчас тебе нельзя здесь находиться!

Слон скосил на него один кровавый глаз и на миг остановился. Он явно размышлял, кого из человечишек уничтожить первым.

Но ведь это был кошмар Гриши, и он узнал его. Он не будет нападать на Дрессировщика, ему нужен только он. Если Гриша исчезнет — Дрессировщику ничего не грозит, побег не будет считаться трусостью и предательством.

Но как проснуться? Щипки и укусы не помогут.

Только слабый, но настойчивый звон будильника. Далекий, но реальный. Гриша потянулся на звук.

И вернулся в светлую комнату. Из-под вороха одежды на стуле раздавался дребезжащий звон.

— Таймер. Конечно, он заводит его, чтобы подстраховаться.

Гриша помялся в дверях. Хоть он и обещал уйти, но сейчас получалось немного неудобно.

Тем более, что таймер продолжал звонить, вызывая своего хозяина.

И тот появился.

Тело на кушетке выгнулось, перевернулось, встало на четвереньки и зажало рукой рану на груди.

— Ты еще здесь? — просипел Дрессировщик, озабоченно пощупывая свой нос и ловко перематывая себя бинтом поперек. — Теперь мне придется сутки-двое обойтись без сна, пережидать, пока он уберется обратно.

Гриша смущенно протянул ему все содержимое своего бумажника, и рубли, и валюту, и кредитку...

— Возьмите, вы же меня спасли, и пару дней, вам даже есть нечего... А я принесу еще денег, сколько надо.

Дрессировщик отказался:

— Я снова виноват, усыпил тебя своим рассказом. Есть у меня деньги, заказчики же оплачивают работу хорошо.

— До свидания, — прошелестел Гриша, но снова замялся... — А... Почему он на вас бросился, ведь он приходил ко мне?

— Да потому что это и мой кошмар тоже. Чуть ли не единственный, с которым я вообще не могу справиться.

Друзья, конечно, давно уже спали у себя дома, Гриша поймал машину и тоже поехал домой.

Он очень надеялся, что этот не поддающийся дрессировке кошмар приснится ему нескоро.

Кошмар маленького мальчика, который боится, что мама его разлюбила и больше никогда не полюбит.