Вспомнить
всех
Ваши
предки, наши предки
На
одной качались ветке.
Б.
Заходер
Кто родился ползать, не взлетит.
Гусеница – это исключенье.
Николай Голь
Ничего я не понимаю в дифференциальных исчислениях!
Дедушка мог бы не стараться. И в шахматы плохо играю. Наверное, по натуре я
лирик. Стихи у меня получаются. Бабушке на День Рожденья я сочинил:
Бабуле моей шесть десятков всего.
И дедушка дарит ей розы.
Она «Дед Жуан» называет его,
А он ее «Донья Склероза».[1]
Осталось донести мой шедевр до человечества. Вот
подрасту, научусь писать или хотя бы говорить и донесу.
В тот день, когда мне исполнилось 11 месяцев, бабушка,
наигрывая на ночь очередную канцонетту, внезапно отставила виолончель,
заплакала и пробормотала себе под нос что-то вроде «При живых родителях,
сиротинушка ты моя». Ничего я тогда не понял – какие родители, при чем они тут?
Тщетно всматривался я в отдельные мазки на картине Кандинского, пытаясь найти
метафизику в точке, тщетно рылся в памяти уже более ста поколений предков. Нет,
и метафизику я не различил, и ответа на свои вопросы не обнаружил. Заснул
совершенно бессмысленно, ворочался и даже хныкал во сне.
Ночью я услышал, как бабушка шептала деду над моей
кроваткой:
-
Сколько ему еще осталось? Такой умненький, как жалко…
-
Изменений не видно. Девочек жальче было, тоже ведь умницы.
И
они еще долго шушукались за закрытыми дверями…
Ничего я не понял, хотя отдельные слова разобрал: «занавес»,
«сколько поколений», «бункер, клиника».
Беда пришла, откуда не ждали. Однажды утром я кричал-кричал,
прыгал-прыгал в кроватке, но никто ко мне не подошел, не принес кефирчика или
кашки. В полдень появился Кевин, дедов ученик из Института Внеземных
цивилизаций. Он долго стучал в дверь, потом догадался посмотреть в окно.
Что я могу сказать о современной медицине? Термин
"Гастроэнтерит" означает все, что угодно, только не те симптомы,
которые я наблюдал, когда бабушку проносили мимо кроватки. Судя по расширенным
зрачкам и цвету кожных покровов, это были алкалоиды или другие растительные яды.
Один из моих далеких предков был врачом в древнем Китае, и я немного разбираюсь
в подобных вопросах.
Бабушку похоронили на кладбище при Институте. Дедушка
выкарабкался, но постарел сразу на двадцать лет. Кевин отвез меня родителям.
Вот тут-то все и началось...
«С дождями снег еще не первый снег…», «Дождь над
Иссык-Кулем сплошной пеленой…», «Все
небо в серой простокваше и мелкий дождик обложной…». Мой пра-пра-прадед
увлекался авторской песней в середине XX-го
века. Боже, какая каша у меня в голове, но она всплывает каждый раз, как я
смотрю на небо. Серое небо, дожди сменяют один другой. Маленький дом за
огромным бетонным забором, как будто родители чего-то боятся. Ощущение полной
безысходности. Мой уравновешенный и гармоничный мир остался в далеком прошлом.
Ни отцу, ни матери не нужны те навыки, знания и способности, что пробудили во
мне бабушка с дедушкой. Ни энциклопедические знания, ни Рахманинов со
Стравинским, ни история мирового кино – ничто не ценилось в этом неприветливом
мире. «Все надежды, слышишь, он тебе надышит дождь бессонный, шелестящий в
ночи…» Как же! Никаких надежд. «Солнца не будет – жди не жди». Тьфу!
Отец брезгливо указал мне на коврик перед дверью и
выдал оловянную миску. Мать вообще не пожелала разговаривать, только застегнула
на мне ошейник и проверила цепь.
Каждый вечер отец сажал меня в кресло, светил в глаза
и вглядывался, словно надеясь обнаружить что-то важное, но не находил и,
разочарованно качал головой.
- Он наведет на нас Бронзовых Будильников, - произнес
он в первый же вечер, - нам придется бежать отсюда.
Я
бы сказал, что где угодно будет лучше, чем здесь, но не был уверен, что убегать
они будут уже без меня.
В ХХ-м веке в России был такой философ Николай Козлов.
Моя пра-пра-прабабка была его ученицей – он лечил ее от несчастной любви. Непосредственно,
то есть личным – хм! – участием. Так вот, его философская система строилась на
утверждении, что в каждой ситуации можно найти положительные стороны. Ну, к
примеру... Медные заклепки на ошейнике выгодно оттеняют цвет моих голубых
подгузников. В оловянной миске пища становится экологически чистой, если
успеваю отбить ее от собак. С трудом, но
научился я с ними справляться:
Угольком
рисую кошку –
Возникает
рядом дог.
Но
совсем не понарошку
Натянул
он поводок…
Постоянная грызня с кошками улучшает прикус. И так
далее. Как я там писал?
Ночью
ходики топочут
И
пружинками скрипят.
Вот
и зайчик спать не хочет –
Лунный.
Солнечные спят[2]
Не ходики, а Будильники, и топотали они вовсю… Но про
это дальше.
В тучах тоже
бывает просвет. Я сидел на крылечке, подставляя лицо случайному солнышку, когда
на меня выскочило существо в шортах и кепке с воплем: "Пиф-паф! Я тебя
ранил! Ты убит!" Это Антоша, мой старший брат. Ошибка природы. Тупой, как
валенок, прямой как хозяйственное мыло (аналогии от пра-пра-бабушки, сам не
знаю, что они значат). Зато ему уже 4 года, и жить он будет долго. Я сначала
напрягся, а потом, пообщавшись, понял, что Антоша не так прост, на самом деле. У
него абсолютная память: молитвы и стихи из той единственной азбуки, которую
отец подарил ему «для развития» он шпарит наизусть. К тому же Антоша эмпат,
мысленные приказы понимает дословно, а что тупой, так даже лучше,
выпендриваться не будет.
Вот и сейчас мой старший брат, подпрыгивая на одной ножке, осчастливил меня бессмертным: «Трактор трелевочный
бревна привез, трудом тракториста доволен колхоз». Замечательно! Знал бы кто
автор – задушил бы в колыбельке! Но, боюсь что поздно.
Я стащил у
кошки немного сухого корма и сделал вид, что наслаждаюсь неповторимым вкусом.
-
Печенька? – деловито поинтересовался декламатор. – Дай сюда.
Я протянул ему соленый, резко пахнущий корм. Когда он
взял его и наши руки соприкоснулись, я мысленно послал приказ: «Сядь!». Антоша
дернулся, но послушно уселся рядом. Еще бы, ведь у меня в предках был сам Дэвид
Копперфильд! Я был уверен, что мы сможем дотянуться до дедушки и отсюда, сквозь
все занавесы, преодолевая космические расстояния.
Антоха прижал грязную ладошку к виску и заговорил
знакомым хрипловатым голосом:
- Внучек? Ты как добрался, как там наши? Антошенька
совсем большой уже, да?
Антон
замолчал и протянул лапку за следующей порцией.
-
Погоди дед, я хотел спросить, что…
Тут нас прервали. Дверь распахнулась, врезавшись в
стену, а в квартире воцарился хаос. Какие-то существа в бронзовых комбинезонах,
вооруженные бластерами, разбежались по квартире, поливая все вокруг голубыми
тепловыми лучами. Книги, посуда, занавески, фотографии на стенах рушились на
пол. Звон и грохот был невообразимый.
Я в первый момент растерялся, но потом принял позу
летящего дракона и вобрал в себя энергию Ки. Задвинув Антошу за спину (он еще
кричал дедовым голосом: «Ваня, что у вас происходит?!», хорошо, что в этом грохоте его никто не
слышал), я подобрал черепки с пола и начал метать их как сурикены. Но они
отлетали от бронзовых комбинезонов, не причиняя им вреда, хотя я кидал со всей
силы. Получилось только хуже. Один из погромщиков обернулся ко мне, открыл
забрало и радостно зашипел: «О-о-о! А вот и мальчик!». Я заметался на цепи.
Деваться было некуда. «Если это Бронзовые Будильники – вдруг произнес сзади
Антон – бей им под коленки. Мне дед так сказал». Я метнул свою оловянную миску
в колено приближающего существа. Колено хрустнуло, оттуда полилась зеленая
жидкость. Существо упало и задергалось, судорожно шевеля жвалами. Из комнаты
выскочили еще двое Будильников и ринулись в мою сторону. Почему-то они не
стреляли. Да и зачем? Каждый из них мог разорвать меня голыми руками. Я
отчаянно зашарил по полу, но под руку попадался только кошачий корм.
В этот момент за окном сверкнуло пламя полицейского
звездолета, завыла сирена.
- Уходим! – прошипело существо.
Они проскользнули мимо меня в дверь. Вдруг Антошка
выскочил у меня из-за спины и с дурацким криком «Пиф-Паф» навел на них
пистолет. Последний обернулся и, не глядя, полоснул бластером в нашу сторону. Я
почувствовал сильный жар и боль в боку. Страшно закричал Антоша – видимо его
здорово задело. Я дернулся на цепи и потерял сознание.
Сознание возвращалось медленно.
- Гляди, Боб, они тут пацана на цепи держат! Сейчас,
сейчас, маленький.
Чьи-то руки перевернули меня. Сквозь пелену тумана я
увидел склонившегося надо мной усатого полицейского.
- О, фак! –
полицейский отпрянул, брезгливо вытирая ладони о штаны - Еще один
генно-модифицированный ублюдок, думал, их уже не осталось, - край рифленого
ботинка ткнулся в мой раненый бок.
- А я все голову ломал, откуда Будильники в нашем районе
взялись, - гнусавым тягучим голосом протянул второй, с явными признаками
вирусной Венерианской лихорадки, - а они вон кого искали… О, а вот еще один
лежит.
Усатый полицейский нагнулся и оттянул Антоше веко.
- Нет, это просто ребенок, только дохлый!
Антоша дышал, я это чувствовал. Значит, братца моего
задело серьезно, скорее всего, для связи с дедом я больше воспользоваться им не
смогу.
- Ты семейку пробивал, пока мы ехали, по Федеральной
или местной базе? – спросил второй особенно гнусавым голосом. Похоже, он
говорил с набитым ртом. Надо же каким успехом пользуется кошачий корм в этой
глуши!
- По местной. В Федеральную базу я пароль не помню.
Ничего особенного. Нелена и Петер Демидоффы, поселились в Городке шесть лет назад,
парикмахер и банковская операционистка. По национальности евроамериканцы,
вероисповедание – Свидетели Иеговы. Имеют одного ребенка, Энтони. Никаких
пометок о генных дефектах, все чисто.
- Будильники не ошибаются, проклятых ублюдков они за
сто парсеков чувствуют, - назидательно сказал гнусавый. Хм. С его болезнью я бы
постыдился обзывать меня ублюдком. – Но они могут опоздать, если их завели не вовремя.
- Слушай, а оно нам надо, разбираться с ублюдком? В
базе его нет, сдадим Будильника, получим премию, а в протоколе запишем, что
мальчишка был только один?
- И ты считаешь, - издевательски спросил гнусавый, -
что нам кто-то поверит? Что Бронзовые Будильники налетели на ребенка, которого
они уже года три не чувствуют? Да ты на лицо его посмотри, если у него и были
отклонения, то только в обратную сторону. И куда ты денешь тело младшего брата?
Я понял, что придется выбираться и как можно скорее.
Дыхательные упражнения китайского пра-прадедушки хорошо
помогают, когда стоишь на ногах, но здесь нужно было применить что-то другое,
неожиданное. Я мысленно отключил внешнее внимание и погрузился в память. До сих
пор мне не приходилось применять боевые навыки предков. Кого выбрать? Вот
флибустьер и разбойник, вот забияка и бретер, вот маленький самурай, вот
древний римлянин – но для их приемов требовалась физическая сила или оружие. Я
погрузился дальше. Древнеегипетский борец, скифский воин… нет, все не то.
Вдруг, где-то на грани первых веков мелькнуло широкое лицо, заросшее коротким
рыжим волосом. Я почти не понимал его мысли – да и не было у него мыслей! - но
зато хорошо осознал, что и как надо делать.
Я вернулся в реальность.
- …с собой унесли, или сожрали на месте – что они там
с ними делают. Выйдем из атмосферы и спустим в помойку.
Антоха и Будильник заворочались одновременно. Брат
застонал. Будильник затрещал хвостовыми пластинами.
-
Что это он затикал? – озабоченно спросил усатый.
- Кто ж его разберет. Их язык пока никто не
расшифровал. Твари факерные. Ладно, хватит прохлаждаться, давай за дело, пока
этот не очухался.
Будильник
прошипел:
-
Уходдди…убьют…
Кому
это он?
В голове, как всегда некстати, всплыла дурацкая фраза:
«Белые пришли – грабють, красные пришли – грабют. Куды крестьянину податься?».
Усатый поднял брошенный Будильниками бластер и стал
пережигать мою цепь. Я ждал, набрав в пригоршню кошачьих сухариков и незаметно
разминая их. Интересно, сильно ли изменилась анатомия людей за десять
тысячелетий?
Звякнул
металл. Усатый нагнулся и взял меня за ошейник. Пора!
Быстрым движением я вбил кошачий корм ему в нос и
пропихнул пальцами вглубь. Одновременно резко ткнул в точку ниже кадыка.
Полицейский засипел. Лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, он покачивался
и силился вдохнуть, раздирая ворот и, наконец, рухнул на пол головой вперед.
-
Эй, Фред, ты что там, подавился?
Гнусавый полицейский, настороженно водя пистолетом,
двинулся в мою сторону и остановился, вглядываясь. Плохо, не дотянусь, а я у
него как на ладони. Я стал осторожно потягивать к себе обрывок цепи. Цепь звякнула.
Гнусавый вскинул пистолет.
В этот момент Будильник выбросил вверх длинный черный
ус и захлестнул на шее у полицейского. Тот выстрелил, пуля просвистела у меня
над головой. Будильник тянул его на себя, но был, видимо, слишком слаб.
Полицейский выворачивался из хватки. Я стремительно подполз к нему и,
преодолевая омерзение, впился зубами в сухожилие под коленкой. Гнусавый заорал
и упал на одно колено. Я буквально взлетел ему на плечи и кулаками прижал две
точки у основания черепа. Гнусавый захлебнулся криком и упал на бок.
Вот так. Искусство детского боя пещерных людей, когда
младенцам, едва отнятым от груди, надо было бороться за место в стае чтобы
выжить. Клянусь Святым Мартином, еще немного и я вспомню, как правильно рыть
ловчие ямы и охотиться на мамонтов!
Я оглядел картину боя. В комнате был полный разгром.
Полицейские валялись на полу без движения. Будильник сматывал свой ус с шеи
Гнусавого. У меня болел обожженный бок и еще я наделал в подгузники.
Антоша лежал непривычно тихо с открытыми глазами.
Правое плечо и рука были в крови. Я не успел испугаться, как братец моргнул
пушистыми ресницами и попытался улыбнуться.
- Бдыщ – и все убиты! – прошептал он. Вот именно. Бдыщ.
- Иди сюда, – прошипел Будильник. Я подполз. Он
суставчатыми руками задрал на мне рубашечку и липкой слюной обмазал больное
место. Сразу стало легче.
- Надо уходить. Принеси мне ранец, – он указал на
сумку возле двери. Я кое-как его дотащил. Будильник порылся, достал что-то типа
наколенника и приладил к своему ножному сочленению, еще сочащемуся зеленой
жидкостью. Потом он тяжело поднялся, взял меня за руку и потянул к выходу. Я
уперся, отчаянно мотая головой.
- Ну, что такое? – прошипел Будильник.
- Тош, Тош! – сказал я, вырвал руку и подбежал к брату.
Жестами я показал, что без него не пойду.
- Он чужой. Зачем нам маленький человек?
«Человеческий детеныш. Зачем он Вам? Отдайте его мне,
Шер-Хану» - опять некстати всплыло в памяти. Я постучал по своей голове, потом
по Антошиной и показал язык. Вряд ли Будильник догадался, что я имел в виду, но
покорно взял брата нижними руками, меня подхватил верхними, и, хромая, поплелся
к полицейской ракете.
Пилот из Будильника вышел довольно неуклюжий, а уж
найтовщик и вовсе никудышный. Бедного Тоху, наспех примотанного смирительными
ремнями ко взрослому сиденью, трясло всю дорогу. Хорошо, что Будильник тоже его
облизал и замотал паутиной плечо. Когда братца усаживали в кресло, он
предупредил: «Ракета в полете горит как звезда, ракетчики наши на страже
всегда». Да не дай Бог! Но пронесло. В смысле пролетели.
Меня же Будильник пристегнул на место усатого, и я
постоянно чесался на старых крошках от чипсов и сухариков. К тому же подгузник
мне так никто и не поменял.
На Землю мы долетели всего за пару дней и больницу
отыскали безошибочно. Город Москва. Первая градская. На Москва-реке, чего там
искать. Мы оставили ракету в Парке Горького в городке аттракционов и пробрались
в больницу.
В палате у деда горел ночник. Капельницу уже сняли, и
она стояла в углу как бы наготове. Будильник посадил нас с Антошей на
подоконник. Дедушка дремал на кровати.
- Дедя! – шепотом закричал я и бросился к нему. Дед
удивленно приподнялся, вглядываясь, потом радостно раскинул руки. Я подбежал и
уткнулся в его плечо, пропахшее больничными запахами. Брат пристроился рядом. «Очень
состарился дедушка мой, – приглушенным голосом из района подмышки констатировал
Антоша, - очки постоянно он носит с собой». «Дорогие мои» - растроганно
прошептал дед и обнял нас, поглаживая. Вдруг рука его замерла. Он отстранил
нас.
- Что это? – спросил он, показывая на ошейник с
остатками цепи и Антошино плечо, замотанное паутиной. – И как вы сюда попали?
Я дернул брата за руку, мы сели на край кровати.
Подумав, я велел Антону положить ладонь деду на лоб. Вот так, связь гораздо
лучше.
Быстрыми мыслеобразами я передал все, что с нами
приключилось, начиная с нападения. Дед ахал, качая головой, на глазах у него
выступили слезы. Но когда я показал мыслеобраз Будильника и его участие в нашем
спасении, он насторожился.
- Ты что, его понимаешь? – перебил он меня.
- Конечно, –
перешел я на мысленную речь. - Он пришепетывает, но слова я разбираю. Дед. Ты
должен рассказать мне все. Почему я умру, когда мне исполнится годик. Зачем на
меня охотятся Бронзовые Будильники и почему ненавидят люди?
Дед приподнялся на подушках.
- Дай-ка мне те таблетки, внучек.
Я дал ему транквилизатор, некстати вспомнив, что
«Транквилизатором» в Английском Бедламе называлось кресло, к которому
привязывали буйных. У меня там тоже кто-то сидел. Дедушка проглотил таблетку,
убрал пузырек (Антоша живо заинтересовался разноцветными кругляшами). Потом
долго молчал, что-то обдумывая.
- Ну, слушай, – сказал он наконец. – Все началось
полтора века назад, когда генные инженеры открыли модификацию, позволяющую восстанавливать
наследственную память. Глубина проникновения составляла два-три поколения, но
этого было достаточно, чтобы сразу, без обучения получить готового специалиста
с навыками и опытом работы. Тогда было много желающих заказать этот модификат
своим детям, но лишь у немногих хватило на это средств. Так родилась твоя
бабушка. Считается, что эта генная модификация не передается по наследству.
Твоя мать родилась обычным человеком. А
потом пошли внуки. Мы живем в отдаленном уголке вселенной, и новости до нас
доходят не сразу. Первые тревожные слухи о втором поколении модов с
наследственной памятью дошли, когда твоя мама была уже беременна Соней…
- Кем? – удивился я.
- Соней, твоей старшей сестрой. Неудивительно, что ты
о ней ничего не слышал. Более шести лет она живет в закрытой палате за
бронированным стеклом. Мы с бабушкой иногда ездим посмотреть на нее. А вот
Миринду мы не уберегли…
Дедушка достал из-под подушки пузырек с
транквилизатором и положил еще одну таблетку под язык.
- Внуки модов с наследственной памятью в девяносто
девяти случаях из ста рождаются с
наследственной памятью. И ты тоже такой, Ванечка. – Дед вздохнул и погладил
меня по голове. - Только глубина восприятия не ограничивается 2-3 поколениями.
Память предков в течение первого года вашей жизни проявляется лавинообразно. Мы
даже не представляем, насколько глубоко в века он уходит. И детский мозг не
выдерживает такого объема...
За окном затикал пластинами Будильник. Я уже знал, что
он тикал, когда был недоволен.
- Они сходили с ума? – догадался я.
- Они не просто сходили с ума. Они убивали! Не
представляю, как им это удавалось, годовалым малышам! – Я представлял, но
промолчал. – Полицейские вначале не верили своим глазам, когда вскрывали
запертые дома и находили взрослых со вспоротыми животами, а рядом окровавленных
младенцев, играющих внутренностями. Конечно, за вами началась охота. Многих
убили. Соню, когда у нее начались первые признаки изменений, бабушка отвезла и
заперла в специальном бункере для таких детей. Это стоит очень дорого, но мы не
бедные, а там хорошее содержание. Антоша, слава Богу, родился обычным ребенком.
А Миринда… Миринду родители застали как раз в тот момент, когда она пытала
разрезать живот маленькому Антоше. Нервы у них не выдержали, и девочку отдали
на усыпление. А Антоша с тех пор…ну, сам видишь.
Будильник затикал с новой силой. «Ах, мамы, мамы,
зачем рожают. Ведь знала мама – меня раздавят…». Опять дурацкая цитата.
- Дед, а зачем же они продолжали рожать?
- Вера такая, – хмуро сказал дед. – Плевать им, что
тебе осталось нормальной жизни от силы неделя.
Меня как по сердцу полоснуло. Я слез с кровати, отполз
в угол и сел под капельницу. Это что же, через семь дней я превращусь в
чудовище?! Зачем тогда все? Музыка, картины, мой маленький мир с бабочками и
цветком в палисаднике… Навсегда в моей жизни будет только бункер и тьма…Мне
стало так жаль себя, что я тихонько захныкал, раскачиваясь на ковре и утирая
слезы кулачками. На душе было очень печально. «Дон’т ворри, беби» - шепнул ласковый
голос пра-пра-прабабушки из Пенсильвании. «Не плакче, млодчик», «нихт вейнен,
кнаббе», «но ентрестерсе, чико», «еи саа иткеа, пиканен», «нон долирси,
пикколо», «нао се деве ламентар, менино», «нон аву ле кафард, бамбин», «бе дань
се, и це хэнь хао» - мои польские, австрийские, испанские, финские,
итальянские, португальские, французские, китайские пра-прабабки собрались в
моей голове вокруг меня, тряся фартуками, и даже Самаркандская шахиня
приподняла чадру и молвила: «йук йигламок, угил бола, йук емон». И я
успокоился. В конце концов, я был не один! Да, и еще Будильник!
- Дед, - сказал я мысленно, вернувшись к кровати и
выдернув Антошу из шкафа с лекарствами. – Почему Бронзовые Будильники на нас
охотятся?
- Никто не знает. Они появились недавно и стали
нападать на дома, где живут внуки геноморфов и похищать младенцев. Считается,
что они их едят. – Будильник снова затикал. - С Будильниками пытались вступить
в контакт, но никто не понимает, что они говорят, и говорят ли вообще.
Будильниками их прозвали за звуки, похожие на тиканье, и резкий звон, похожий
на звон механического будильника. Существуют записи, сделанные на месте их
нападения. Наши лингвисты – я был в научном коллективе - бились над загадкой
тиканья, но не смогли выявить явные признаки речи.
Будильник за окном затикал во всю мочь. Немного
успокоившись, он прошипел: «У меня есть знание. Надо немедленно донести, иначе
ты погибнешь, и все умрут».
Бдыщ – как сказал бы Антоша.
- Деду, - сказал я. – Будильник хочет с нами
поговорить.
- Он здесь? – дедушка даже не удивился.
- Под окном. Ты можешь встать?
Дед поднялся и пошлепал к окну. Долго смотрел, потом
сказал:
- Страшновато, но красиво.
Я отпустил брата и подполз на четвереньках. Дед поднял
меня на подоконник.
- Дядя хоесий, – сказал я вслух. Будильник прошипел
древнее приветствие, из которого я понял три выражения: «рад», «ногой на небе»
и «кокон жизни». Я оглянулся в поисках Антоши. Мой несчастный братец спал,
свернувшись калачиком на подушке, обнимая тощими лапками банку от капельницы с
выдранной виниловой трубочкой. Когда успел? Ну и ладно, он-то намучился больше
всех. «Утро вечера мудренее» - это из лексикона моей русская пра-пра…родни.
Утром дед переждал обход (мы с Антошей прятались под
кроватью, а Будильник зарылся в грунт, присыпав себя листвой) и позвонил
Кевину. Тот, едва заслышав про Будильника, примчался стремглав, еще до обеда.
Мы бы ушли сразу, но брат очень хотел кушать… да и я…и подгузник не мешало бы
сменить. Короче, удрали из клиники мы примерно часа в два.
- В Карантин, – сказал Дед Кевину. – У тебя там родня,
кажется?
Карантин – это такое особенное место, где живут разные
инопланетные существа, порою, враждующие друг с другом. И там работает
Карантинный Инспектор, который обязан выслушивать все, что инопланетные
существа хотят заявить. Мы благополучно удрали из больницы и прилетели в
городок при Карантине к пяти. Брат Кевина, с сомнением (но без удивления – они
такого тут насмотрелись!) оглядел нашу компанию
и вывел из гаража огромный черный джип.
- Грейдер громоздкий ползет по каналу! – радостно
заявил ходячий цитатник Антоша, показывая пальцем. – Грунт отбирает и грузит в
отвалы.
- Катафалк, - хмыкнул брат Кевина. – На территории
Карантина вы будете в безопасности, но на подходах дежурят ксенофобы. Этническая
и расовая ненависть, что поделаешь. Имеют право. Я звонил, что мы подъедем, но у
них может быть прослушка. Надо быть начеку.
Мы расселись и поехали. Возле большого бетонного
забора Карантина раскинулся палаточный лагерь. Молодые и не очень люди стояли
вдоль дороги с плакатами: «Куда один мирмидонян приполз – там и весь
муравейник», «Нам своих тараканов хватает, зачем нам инопланетные!». Несколько
человек подбежало к машине, заглядывали в окошки.
- Там Бронзовый Будильник! – крикнул один из них.
Плакаты моментально сменились: «Тикайте отсюда», «Бешеные ходики, верните нам
детей!». Будильник нервно затикал. Вдруг один из демонстрантов вгляделся и
закричал:
- С ними ублюдок! Не пускайте машину в Карантин!
Из палаток начали выбегать люди. Двое бросились на
капот. Брат Кевина ухмыльнулся, отключил клавишу «Глушитель», включил клавишу,
про которую я думал, что это противотуманные фары, и надавил на газ. Машина
взревела дурным голосом, из-под капота выплеснулись струйки пара. Народ
отбросило в стороны. Джип пролетел оставшиеся метры до ворот, которые уже
медленно открывались, и ворвался во дворик.
Нас проводили в переговорную комнату. На ее пороге
охранник уперся мне автоматом в плечо и сказал:
- Ублюдок. Нельзя. Необходимо изолировать.
- Без него нельзя, - сказал дедушка твердо. – Он
переводчик. Потом, видите, изменения еще не начались.
- Начались, – спокойно сказал охранник. – Ну, если без
него нельзя, то под вашу ответственность.
Не знаю, что они подразумевают под изменениями, я
ничего не чувствовал, кроме непрерывного желания забиться в какой-нибудь угол и
спать. Неудивительно после таких событий. И не мешало бы поменять подгузник, в
конце концов!
Мы вошли в переговорную комнату, и взялись за руки,
как будто собрались водить хоровод. Бронзовый Будильник встал немного в
стороне. Карантинный Инспектор за пуленепробиваемым стеклом с нескрываемым интересом
оглядел нас и сказал:
- Ну-с, очень любопытно послушать нашего исконного
врага.
- Мы не враги вам, – прошипел Будильник. – Мы ваши
прародители.
Я передал Антоше, братик – деду, дед произнес вслух, а
потом сел на лавку, стоящую вдоль стены, и уставился на Будильника. Инспектор
бровью не повел.
- Но вы совсем не похожи, – сказал он.
- Похожа ли гусеница на жука? – ответил Будильник.
Теперь и Инспектор заволновался.
- Вы что, хотите сказать…
- Вы – наши бывшие личинки!
Вот тут и я запросился присесть. Разгадана тайна
возникновения рода человеческого? Подсознательно я знал – точнее, помнил, что
мы действительно их личинки.
- Тысячи лет назад наш космический корабль попал в
аварию около планеты, которую вы называете Земля. Корабль вез личинки в
инкубатор – в то время редко кто вынашивал детей самостоятельно – и спускался
для забора воды. При входе в атмосферу он столкнулся с метеоритом. Весь экипаж
погиб, но контейнер с личинками благополучно достиг земной поверхности. Личинки
выжили, мутировали и научились существовать без второй, высшей фазы развития.
Конечно, они деградировали, утратили такие свойства, как гипноз, телекинез и
многие другие. Мы считали потерянной эту ветвь нашей могучей цивилизации. Но
недавно мы уловили биотоки мозга, слабые, неуверенные, но, несомненно, наших
личинок…
Мы слушали-передавали, Инспектор сидел, разинув от удивления
рот, но тут забастовал Антоша. Вырвав руку, он заявил:
- Хочу печенюжки!
Инспектор мигнул, и через минуту перед Антошей
выставили блюдо с печеньем.
- Нииии! – заныл Антоша. – Не такие.
Я показал деду уши и как что-то поднимаю с пола. Дед
понял.
- Мальчик просит сухой кошачий корм. Кити-кет «Мясной
пир» – и в ответ на изумленный взгляд Инспектора пояснил. - Он вырос в семье
Свидетелей Иеговы.
Не знаю, что подумал Инспектор про обычаи этой секты, но
«Мясной пир» Антоше принесли незамедлительно. В кошачьей мисочке.
Когда он нахрупался, Будильник продолжил:
- Прибыв на планеты земных колоний, мы застали ужасную
картину. Ваши дети обретали память наших личинок, инстинкты которых, более
сильные, чем человеческие, заставляли их действовать. Годик – время для
окукливания. Несчастные личинки метались в поисках убежища, кокона, которым
исконно была утроба родителей, и не находили там себе места. Некоторых мы
успели спасти. Большинство было убито. А ведь так просто было решить все
проблемы.
- Как? – спросил Инспектор.
Будильник повел усами и пронзительно зазвенел. Створки
его бронзовой оболочки разошлись, и я увидел углубление, выстланное мягкой
паутиной. Меня неудержимо влекло туда. Сбросив одежды и стянув ненавистный подгузник,
я прыгнул на протянутые нижние руки и погрузился в теплую, уютную, манящую
глубину…
Прошло три месяца. Я, конечно, не превратился ни в
какого инопланетного жука, только немного подрос и «поднабрался ума», как
говорила моя бабушка. Будильники держали детей в коконе, пока не проходила тяга
к убежищу. Мир не сильно изменился за это время. Бронзовых Будильников признали
дружественной расой. Их посольство официально обосновалось на Земле, миссии –
по всей территории земных колоний, откуда им несли внуков геноморфов.
Соню и других детишек, которые живут в бункерах, пока
спасти не удается. Единственное, чего мы добились – чтобы занавесили стекло
палат. Вряд ли они впадут в спячку, время уже ушло.
Мы с Антошей живем у деда. Я почти хорошо разговариваю
и учу его не бояться темноты, собак и летучих мышей. Какая-то из моих
пра-пра-бабок была редактором в детском журнале, я помню и читаю ему наизусть
Заходера, Маршака, Юнну Мориц и Ольгу Пахомову. Мы с ним вместе скандируем: «Пляшут
белые еноты Под созвездием Лисы. Звезды – это те же ноты Средней млечной полосы».
Антоше стихи нравятся больше, чем молитвы, хотя от кошачьего корма он так и не
отвык.
Будильники, отыскав нас, качественно «стерилизовали»
пространство, убирая постороннее влияние. Мама ждет нового ребеночка. Интересно,
кто это будет – человек или личинка?