— Если бы троянцы лучше помнили своё прошлое, то знали бы,
что ещё вчера мы были рыбами и выползли на берег, опираясь о песок и гальку
слабыми плавниками, а завтра станем птицами, могучими, как золотая
Хриса, и воспарим к дочери ночи, чтобы напиться её
божественных сил. И они не отводили бы глаз от тех, кто обогнал или отстал от
своего времени, как твой малыш, Анида…
Так приговаривала повитуха, заворачивая в пеленку красного,
сморщенного ребенка. Его пальцы срослись так причудливо, что ладони напоминали
хвосты прекрасных нереид, а ступни оканчивались мягкой, похожей на плавник,
бахромой.
— Он красив, — молодая мать обняла шевелившийся сверток,
нежно погладила мокрую голову, покрытую редкими черными волосами. – Я назову
его Кассием, в честь Кассиопы.
— Это славное имя, — кивнула повитуха. – Он принесет много
добра троянскому народу. Я чувствую это.
Кассий рос в мраморном дворце, в стороне от площади Богов и
царских палат. Он любил играть у бокового входа, где можно было прятаться за
колоннами от неповоротливой няньки, или, спокойно
усевшись в тени, рассматривать толстые кожаные книги из папиной библиотеки.
Когда ему исполнилось пять, мать принесла от жрецов небольшой огненный камень и
вложила его в белую скульптуру, одну из многих в центральном зале. Скульптура
дрогнула, её грани затрепетали, верхушка, острая, как луковичная стрела,
наклонилась вперед, а нижняя часть, округлая и полная, как виноградная ягода,
раскололась на несколько частей. Пара движений – и
перед Касием стоял зверек чуть крупнее кошки, с
крепкими лапами, гибким телом и длинным тонким хвостом. Прожилки, беспорядочные
и тусклые на куске мрамора, на его каменной шкурке сложились в тонкие змеящиеся
полоски. Зверь смотрел на Кассия,
склонив набок круглую голову с маленькими прижатыми ушами.
— Это Кьяго, — сказала мама. –
Теперь он всегда будет с тобой.
Так у Кассия появился друг. Пожалуй, единственный,.
— Тихо, тихо, мой дорогой, — мать гладила Кассия по темным
волосам, меняла мокрую тряпицу, вновь и вновь вытирая с кожи сына светящийся
пот. – Я постараюсь передать царю твои слова, ты только поправляйся.
Она укладывала ему в ноги Кьяго, и
тот грел их своим теплым тельцем. Когда мать уходила из дома, Кьяго перебирался в изголовье и охлаждал разгоряченный лоб
мальчика своим мраморным боком.
Предсказания Кассия были короткими, но убедительными. Все они
сбывались, и царь охотно прислушивался к советам мальчика. Перемена погоды,
урожай, удачные произведений мастеров, за восемь лет не случилось ни одной
ошибки. В Трое давно не было такого милого и доброго
провидца, предыдущие вещали черноту и болезни, бури и горестные хлопоты. Кассий
из увитой золотым плющом башенки с видом на море вещал только о хорошем. Корабли уходили под добрые напутствия, поэты
слагали поэмы о путешествиях, скульпторы создавали новых богов. Жители Трои
любили Кассия, царь щедро одаривал его семью, но как же больно было
возвращаться в явь после изречения очередных слов. Мать гордилась сыном, но
каждый раз ее сердце сжималось от страха, что он не сможет пережить
пророчество. Те, прежние провидцы, только передавали видения, только озвучивали
являющиеся им истины, потому и наслаждались царскими наградами и подарками от народа,
но Кассий даже хорошие события переносил с трудом. Корабли выходили из бури
невредимыми, а мальчик трясся в своей постели на огромных волнах, караван
возвращался из странствий с дорогими товарами, а Кассий умирал от жажды,
расчесывая в кровяную корку потрескавшуюся кожу.
Умельцы высекали из мрамора нового бога, мощного и небывалого, а Кассий
задыхался, кашляя каменной крошкой, и дул на защемленные кисти рук. Он болел
всеми болезнями, от которых лекари Трои находили лекарства, но всегда приходил
в себя счастливым: он снова принес любимому городу хорошие вести.
Ни царь Приам, ни его супруга Гекуба не засмеялись, услышав
от Аниды о будущих родах, о которых узнал сегодня
мальчик. Владыки были далеко не молоды, оба принца до сих пор не успели
обзавестись семьей, все выбирали и выбирали, и город ждал новых наследников.
Предсказание Кассия не обещало их в ближайшем времени, по отдельным деталям
было ясно, что произойдет событие через годы, но оно обязательно будет.
Жена Париса будет красавицей, умницей и радостью для города,
о чем царь и поспешил поведать жителям, объявив всеобщее празднование.
Пока шло всеобщее ликование, Кассий получил передышку. Он
смог встать с постели, набраться сил, заняться долгожданными упражнениями в
саду. Он посещал городскую площадь и любовался скульптурами, отдыхал у фонтана,
разглядывал мозаики на стенах дворца, играл с Кьяго и
даже общался с отроками, своими сверстниками, веселыми, сильными и ловкими,
которые охотно приняли его в свою компанию и даже гордились знакомством.
Новых предсказаний не поступало, и царские мудрецы решили,
что до свершения предыдущего Кассий будет вести обычную жизнь городского
подростка.
Когда на горизонте появились паруса, весь город высыпал на
пристань. Приам и Гекуба не могли так явно показать свое любопытство, хотя их,
наверное, оно снедало даже сильнее, чем горожан. Они поднялись в центральную
смотровую башню на городской стене. Старый царь щурил подслеповатые глаза, но
разглядел только силуэт женщины, севшей в повозку. Могучие кони подняли клубы
пыли – старик раздраженно нахмурился:
— Ты что-нибудь видишь, Гекуба? Ты видишь невесту Париса,
мать наших внуков и будущих царей Трои?
— Только сердцем, — тихо ответила царица. – И оно обливается
кровью. Что-то не то предсказал нам юный Кассий.
Пока с красавицы снимали варварскую ахейскую
одежду, грубую и колючую от металлических колец и бляшек, пока наряжали её в тончайшую бирюзовую тунику и белый плащ с золотым подбоем,
Парис объяснялся с родителями.
— Жена Менелая? – словно не веря
своим ушам, повторил Приам. – Ты увез жену ахейского
царя?
— О боги! – Гекуба испуганно закрыла рот рукой.
— Что с того? – принц недовольно теребил шнуры доломана. – Мы
полюбили друг друга. Я не мог её там оставить. Среди ахейских
варваров и их уродливых богов. Не надо бояться: сама Афродита обещала мне
поддержку.
— Поддержку в чем, сынок? Он не отступится от своей женщины.
Он придет за ней…
— А разве мы боимся ахейцев?
С тех пор над Троей витал призрак войны. Время замерло в
ожидании, как скоро придет беда вслед за будущей царицей. Златокудрая,
прекрасная и тихая, та была холодна, как неоживленная мраморная богиня. За
осень прошло еще несколько праздников в ее честь, и посвящение приезду, и
оглашение свадьбы, и сама свадьба, и день ее имени, но Елена оставалась чужой… Ни один мраморный бог не признал ее своей хозяйкой. Ни
один белоснежный голубь, выпущенный в небо на свадьбе, не вернулся в ее руки.
Шептались, хмурились простолюдины на
рынке; недоговаривая, отводили глаза знатные троянцы; и даже жрецы, собиравшие
свет Луны в огненные камни, были необычно задумчивы и молчаливы. Привычный к
войнам и осадам город удвоил бдительность: птенцы золотой Хрисы
исправно облетали побережье, возвращаясь в башню матери на закате, а младшие
боги, разбуженные огненными камнями, покинули площадь, чтобы патрулировать
окрестные холмы.
Если есть грозовая туча – в небе непременно прогремит гром. В
тот день Гекуба сидела на резной скамье верхней террасы дворца и размышляла о
невестке.
Мудрая сказительница, поклонница древних книг и знания
предков, в толковании пророчеств она придавала значение каждому слову. Париса и
Елены должны дать городу царское дитя, и дитя это принесет жителям Трои
счастье. Но были ли в словах Кассия оговорки, неточности и иносказания, которым
не было уделено должного внимания? Мог ли мальчик, испуганный
непонятным ему событиями, непривычный к страданиям женского тела, ошибиться и
пропустить нужный знак? Но и в торговле, и в науках он был одинаково непосвящен, а события предвосхищал с точностью самого
наблюдательного летописца. Или дело было в Елене, носящей скрытую даже от
прозорливого ока тайну?
Тишину разрезал свист крыльев, над головой мелькнула тень.
— Птенец Хрисы вернулся раньше
времени? Немедленно пошлите в башню, — закричала царица. – Узнайте, какие
новости он принес!
— Все новости перед вами, — услужливо поклонился слуга. –
Посмотрите на море.
Гекубе хватило одного взгляда.
— Я не узнаю моего моря, — она медленно подошла к парапету,
оперлась. Изящная золотая заколка выпала из седеющих волос и со звоном
отскочила от цветной мраморной плитки. – Их здесь тысячи!
У побережья стояла черная, лязгающая железом армада ахейцев.
Железные корабли с широкими палубами и с вытянутыми узкими
носами хлопали по воде кулаками своих сотен мускулистых деревянных рук. Конница
из слившихся воедино всадников и четвероногих животных, уже охватила полукругом
Троянскую стену. Мечущие пирамиды со скрипом и лязгом выкатывались на
золотистый пляж, роняя жирные капли тягучих масел. Со стены трудно было разглядеть
фигуры богов, еще сидящих на походных тронах, заботливо укутанных теплыми
тканями на время путевого сна, но Гекуба знала, что покровители ахейцев в любой
момент готовы встать на свои исполинские ноги и, перекатываясь между шарнирными
бедрами, двинуться вперед, на стены города.
— Почему же молчит Кассий? – со стоном произнесла царица. –
Немедленно отправляйся к нему… Нет, лучше я сама
навещу его. И велите Елене немедленно явиться в тронный зал, попробуем услышать
ее мнение.
Но ни Елена, ни Парис, уговаривающий родителей не горячиться,
не смогли ничего пояснить, клянясь, что собирались принести в город счастье, а
не беду.
Как и Кассий, которому в его
нынешней спокойно жизни былые страдания начинали уже начинали казаться сном.
Воины со взором орла нападают
поутру, как только становятся различимым люди и боги. Воинам со
взглядом богов незачем дожидаться утра. Рассвет и закат равно
бесполезны для них.
Пять деревень легли спать после дневного труда, и пять
деревень были стерты со своих мест к следующему утру.
Налет ахейцев – безжалостный и беспощадный, непредсказуемый и безумный. Лязг
брони и грохот копыт кентавров, скрип шестеренок и уханье кривошипов.
Табун кентавров рушит деревенские дома крепкими корпусами и
срывает крыши гигантскими пальцами. Люди не успевают выскочить из обломков, а
самых шустрых и проворных добивают копьями и стрелами. Укрыться нельзя ни за
деревом, ни за досками.
В чем провинились подданные Трои, живущие за городскими
стенами? Ни в чем, это войско застоялось и заскучало
во время пути.
Отвесные стены города сверкали мозаичными картинами. Крылатые
кони, синегривые леопарды, длинноклювые птицы. Каждый
кусочек отражал искаженный образ вражеского войска, каждый квадратик
непробиваемой чешуйкой защищал город.
Приам, в золотых одеждах и тяжелой короне, стоял в
приоткрытых воротах.
Перед ним, превышая Троянского царя на две головы, поигрывал
знаменем переговоров могучий Менелай.
— Мы не враги вам, — твердо сказал Приам, но даже сам он
понимал, что наблюдательный мудрец мог бы услышать в его голосе нотки сомнения.
– Не было злого умысла в наших поступках, не чувствуем за собой вины. Что
произошло, то произошло.
— Отдайте мне мою жену, и мы уйдем, — пробасил Менелай.
И как бы ни горел со стыда Приам, но и в словах неприятеля почудилась ему неуверенность. Был он похож не столь на
оскорбленного мужа, сколь на властного собственника, потерявшего часть
богатства. А раз так, то дело еще можно разрешить миром, Троя – богатый город.
— Огорчу тебя, великий воин Менелай,
нет у тебя больше жены. Женщина, за которой ты пришел, теперь принадлежит нашей
семье. Но, понимая, какое горе ты испытываешь, хочу немного сгладить его и
сделать тебе в утешение хороший подарок. Три повозки с тканями, прекрасные
картины, вазы, полповозки серебра и четверть повозки золота…
Вскинул было горделиво голову Менелай, приготовился преломить древко со знаменем
переговоров, призывая войско к штурму, но призадумался.
— Ваша семья, говоришь? Есть ли доказательства у тебя?
Чуть сдвинулся Приам в сторону, пропуская вперед лекаря,
известного всему миру своими познаниями и открытиями.
— Знаешь этого человека, Менелай?
Легкая улыбка, похожая на оскал, промелькнула на отважном
лице храброго Менелая.
— Конечно. Вести об исцеленных им
разносятся быстрее ветра. Многих моих боевых товарищей спас он, целые города
дождались его, и помог он им одолеть хворобу.
— Поверишь ли ты его слову?
— Твоему, царь Приам, не поверил бы,
а его – да.
— Сегодня утром мы вызывали его к Елене. Отойду я в сторону и
дам тебе выслушать его.
Поговорил Менелай с великим лекарем
и отступил в растерянности.
— Что же, царь Приам, — сказал он хмуро. – Пожалуй, твое
предложение можно обсудить. Конечно, даров ты предлагаешь маловато…
— Мы готовы увеличить количество повозок.
— А огненные камни? Будут там огненные камни?
Приам развел руками.
— Проси все, что хочешь, но не отбирай ничего у наших семей.
Все камни Трои должны остаться с нами, иначе город осиротеет.
Скрипнул зубами Менелай, развернулся
и пошел обратно к войску ахейцев, жалея, что не может, подобно хитрецу Одиссею, сообразить, какой выкуп требовать.
С болью Одиссей смотрел на слабеющего гиганта. От резкого
ветра с моря глаза царя Итаки стали солеными и мокрыми, как от слез. Он нежно
погладил грубый железный бок своего бога.
— Чем я могу тебе помочь, Гефест? Ты нужен нам. Без тебя кто
выкует ахейцам гибкие живые мечи, и копья, сами летящие в цель, и щиты, защиту
от роя троянских стрел? Кто сплетет кольчуги, смастерит ядра, которые
разрываются на острые конусы, едва достигнув противника? Гефест…
— Спасибо, Одиссей, — механический бог с достоинством
наклонил голову. – Но я слабею. Когда-то раньше завода ключа мне хватало на
долгие годы, теперь же каждое утро я удивляюсь, что ещё жив. Мой дух вечен, но
не тело. Зубчики ключа стерлись, и очень скоро я не смогу проснуться.
— Этого не будет, — Одиссей сжал кулаки. – Меня недаром
назвали хитроумным… Гляди, как гибнут наши боги, Менелай. Чем кончились твои переговоры?
— Мы зря сюда приплыли, — хмуро сказал царь Спарты. – Елена
беременна. Не знаю, хочу ли я теперь вернуть её. На свете есть немало других
красавиц, а Приам даст щедрый выкуп, чтобы мы оставили его семью в покое…
— Что? – Одиссей развернулся к Менелаю.
– Даст выкуп? Ты в самом деле думал, что мы пришли
сюда за вздорной девкой? Царь, где твой ум? – он в ярости хлопнул ладонью по
украшенной золотым узором кольчуге Менелая. – Открой
глаза и посмотри: он выковал тебе доспехи, а что теперь? Он умирает! Это судьба
всех греческих богов, а их, троянские, живут вечно! Всё из-за огненных камней,
ты это знаешь? И говоришь о выкупе? О золоте, тканях, благовониях? Опомнись! Мы
пришли сюда за троянскими камнями! – и, глядя в растерянные голубые глаза царя,
добавил: — Мне жаль, что пришлось это сказать. Не думал, что ты так наивен…
— Я воин, а не вор, — неуверенно ответил Менелай.
— Но не считал зазорным обращаться к богам за помощью.
— Несправедливо, что такие камни есть только у троянцев, — голос
Менелая дрогнул. – Но нету
повода теперь продолжить битву. Все в лагере отлично понимают, что мне больше
не нужна Елена.
— Доверься мне, — Одиссей потер подбородок. – Я знаю один
повод. И этот повод вызовет Париса на смертельную схватку. Ключи к богам
стираются, но у меня ещё есть ключик к Ахиллесу. Гефест! Ты помнишь руки,
которые выковал Гераклу? Сможешь сделать такие же?
— Мои шестеренки еле движутся, и глаз уже не настолько точен,
— бог замолчал, размышляя. – Но знаешь, Одиссей? Я смогу выковать и лучше!
Паника охватила Трою.
Кассий чувствовал её своим детским тельцем, как вязкое черное
болото, из которого не выбраться, в котором не утонуть – так и стоять до самой
смерти по горло в вонючей жиже, содрогаясь от страха и
отвращения.
— Говорят, сам Ахиллес вызвал на бой Париса, — шептала Анида мужу. – Непобедимый против
юноши! Чем это кончится?
— Я думаю, что царь пошлет Гектора, — одним дыханием отвечал
тот. – Парис не выстоит, и все это знают!
Осмелевшие служанки подслушивали под дверью и бежали делиться
с товарками. Новости обрастали жуткими деталями.
— Гефест выковал ему железные руки. Приварил их болтами прямо
к костям. Ахиллес так кричал, что у стен города было слышно. Теперь он руками
разорвет любого, не только баловня Париса.
— Не приварил, а оторвал! И вставил
механические. Они никогда не умрут: даже если Ахиллес падет на поле боя,
руки будут сами стрелять из лука и бить копьем!
— Не может быть! Как же он согласился на такое?
— Эх, женщины, глупые курицы! Да он мечтал об этом всю жизнь!
Ведь такие же руки у Геракла. Теперь Ахиллес сильнее сына бога. Железными этими
руками он камня на камне от нашей Трои не оставит!
Болтуны в ужасе разбегались. Для троянцев не было материала
страшнее и непонятнее железа: их боги издавна рождались из камня и оживали от
света Луны, который жрецы умели запирать в кристаллы.
Кассий не слышал чужих разговоров, но ему это было и не
нужно. Он ощущал боль от грядущих событий. Накатывавшие волнами чувства
рассказывали о будущей схватке лучше и точнее, чем любые слова. Обида,
разочарование, удар! Это предательство: кинжал в спине… кровь, много крови, он
ползет по песку, но эта пустыня бесконечна… здесь нет
города, что он здесь ищет? Он умирает… и оживает вновь, уже в другом теле. Он
слышит крики «Слава!» — но почему так горько? Недолгое ликование… и снова боль?
Опять обман? Отцовские скупые слезы? Кто он теперь?
Кто говорит: «Уж лучше бы он умер?»
— Предательство, смерть, предательство… — прошептал он, падая
Аниде на руки.
— Предательство, смерть, предательство? – повторила Гекуба. –
Без толкователя понятно, что это значит: поединок не будет честным! Хитрюга Одиссей не только выпросил стальные руки для
Ахиллеса, но и готовит нашему сыну засаду! Ахейцы – всем известные плуты и
воры.
Они сидели на низких подушках в зале для чтения: Гекуба,
Приам и старший принц Гектор.
— Пожалуй, что о воровстве не стоит, — с сомнением отозвался
Приам. – Вспомни, какому поступку мы обязаны этой войной.
— Мне показалось, что мы договорились с Менелаем,
— продолжила Гекуба. – И вдруг этот вызов… Не понимаю!
— А я не понимаю, почему ты отправляешь меня вместо Париса, —
взволнованно заговорил Гектор, повернувшись к отцу. – Нет, я согласен сражаться
насмерть и с Ахиллесом, и с его уродливым безумным войском, я согласен умереть
от стрел, выпущенных ахейцами из засады, но объясни мне: почему? Почему ты всё
прощаешь моему младшему братишке? Он приволок сюда эту девицу…
— Побольше уважения, сын мой! –
оборвал его царь. – Она жена твоего брата и мать будущего царя Трои, который
уже поселился в её чреве. Всего лишь пара лун со дня их свадьбы! А твой брак
много лет бесплоден – кого ты обвиняешь в этом? Меня? Да, я не прав, что
отправляю тебя вместо Париса, но это – только ради Трои. Он должен вырастить
ребенка. Пойми, бывают вещи важнее отцовской любви… — он замолчал.
— Конечно, — Гектор горько усмехнулся. – Я — бесплодная
завязь, сухая ветвь… Зачем мне жить?
— Нет, ты не погибнешь! – взволнованно закричала Гекуба. – Мы
не допустим предательства! Раз они замыслили такое, мы сами их обманем. Мы тоже
нарушим условия поединка!
— О чём ты? – спросил Приам.
— Мы выпустим золотую Хрису. Она невидима на фоне солнечного неба. Пусть… Пусть просто метнет своё перо в Ахиллеса.
— Смертельно разящий кинжал? – Приам задумчиво пожевал
губами. – И все подумают, что это был твой удар, Гектор!
— Но это бесчестно… — удивленно, словно не веря своим ушам,
проговорил принц.
— Иди, Гекуба, — царь повелительно махнул рукой. – Мне надо
поговорить с сыном.
— Отец, — быстро заговорил Гектор, едва мать вышла из зала, —
ты же не собираешься выпускать Хрису?
— Я должен послать тебя на смерть, зная, что там засада?
— Тогда пошли Париса! Ведь это будет безопасно…
— Да, представляю: принц со шпагой, в новом синем мундире
против Ахиллеса, — Приам вздохнул. – Нет, нужно всё-таки уметь сражаться, не
только быть царской крови. Ведь у тебя есть кинжал из пера Хрисы?
Ты скажешь, что это был твой удар, никто не заподозрит… Пойми,
сынок, я вынужден…
— Я не смогу это понять! Отец, за несколько
последних часов ты предал меня трижды: когда послал на
смерть вместо Париса, когда лишил возможности сражаться честно, и когда заранее
сделал меня виноватым, если обман раскроется. На что имеет право сын, которого
отец предал трижды?
— Чего ты хочешь? – сухо спросил Приам.
— Сперва ответь.
— Пусть будет так: ты имеешь право на любой поступок.
Вернешься с боя – убей меня, если хочешь.
— Этого не понадобится. Есть другие способы никогда больше
тебя не видеть, — Гектор повернулся и вышел.
Они сошлись посреди Аресова поля.
Веками войска Трои встречали здесь врагов и отбивали их
безжалостные атаки. Веками сухая желтая земля жадно впитывала человеческую
кровь, слушала предсмертные хрипы, умывалась слезами овдовевших плакальщиц. Может,
за столько веков она тоже стала живой? Не поэтому ли в Трое появились каменные боги? Не под Аресовым
ли полем они родились, согретые любовью, яростью и
болью? «Одно известно точно, — думал Приам, закрыв слабые глаза и открыв
отцовское сердце, — трава здесь весной удивительно сочная. Зеленая и высокая
трава. Но никто не пасет здесь домашнюю скотину».
Теперь поле было безжизненным и тихим. Два маленьких
человечка, какими бы они ни были высокими и сильными, казались букашками
посреди уснувшей пустыни.
Гектор сошел с колесницы и отпустил поводья; они скользнули
на землю, и лошади, нерешительно озираясь, побрели обратно. Принц был в мундире
белого цвета, как и положено члену царской семьи, синих сафьяновых сапогах, на
боку – сабля, на поясе – ножны с золотыми кинжалами, на голове – высокий кивер
с белым султаном. Было жарко: он расстегнул и сбросил доломан, оставшись в
одной рубашке; сделав пару шагов, швырнул на землю и
кивер. «Всё равно, больше не носить…» — мелькнула мысль.
Ахиллес наблюдал за ним с усмешкой. Уверенный в себе, он даже
не надел кольчугу. Казалось, это не человек, а гора мышц, едва прикрытых
небрежно разрезанной и склепанной металлическими гвоздиками кожей; остриженный
наголо череп, переломанный нос, два уродливых шрама: на лбу и через левую щёку.
Но самыми страшными были руки: железные накладки, соединенные шарнирами,
начинались от плеч и заканчивались железными же перчатками. На коже гиганта
остались красные полосы от сочившейся ещё недавно крови. «Так люди не врут, — подумал Гектор. – Ему тоже было больно…»
Одновременно он выхватил саблю правой рукой и золотой кинжал
– левой, но чуть не опоздал: перед его лицом просвистел конец двуручного меча
Ахиллеса.
— Ты пришел ко мне с игрушками? – захохотал ахеец, и зря.
Быстрая сабля Гектора прочертила у него на боку алую полосу.
— Зачем ты здесь, герой? – спросил Гектор, опять уклоняясь от
меча.
— Чтобы убить тебя!
Легкое ранение, казалось, придало ему силы и злости. Гектор
едва успевал отступать, опасаясь подставить саблю под тяжелый меч.
Изловчившись, он метнул кинжал и попал в живот. Ахеец заворчал и бросился
вперед.
«Мы одинаково сильны, — вдруг понял Гектор. – Я мог бы
победить его честно. Сперва измотать, потом…» Он
уклонился недостаточно быстро, и меч задел предплечье. Красное
тотчас же пропитало рукав белой рубашки.
«До первой твоей крови», — вспомнил Гектор слова матери.
— Готовься к смерти, троянец! – Ахиллес поднял меч над
головой.
Послышался тихий свист. «Она летит почти бесшумно, чтобы
уронить перо прямо в твое сердце», — подумал Гектор и остановился. Пусть слепой
случай решит, кто умрет первым.
Гигант замер. Механические руки остановились и безвольно
разжались. Меч скользнул острием в песок. Ахиллес медленно рухнул на колени,
потом также медленно упал лицом вперед, навзничь. Кряхтя, он попытался
опереться о руки, но творения Гефеста больше не слушались его. И всё же он
пополз вперед, толкаясь всем телом, как обезноженная ящерица. Вокруг него
расплывалась темная лужа, которую быстро и жадно пила изголодавшаяся земля Аресова поля. Герой вздрогнул… и замер.
В спине у него торчал золотой кинжал.
«И кто поверит, что он подставил мне спину?» — горько подумал
Гектор.
— Слава! Слава! – донеслись до него крики с городских стен.
— Радуйся, Парис! – Гекуба вошла в комнату к младшему сыну,
который стоял на коленях у ложа стонущей жены.
От грядущего боя той стало дурно еще утром, страх за жизнь
любимого мужа и жителей города, единственного и настоящего дома, превратился в
мучительную боль. Ни на шаг не отходил от нее Парис, держа за руку, клял себя
за то, что не может поддержать брата со стены, но и оставить супругу не
решался.
— Победа?
— Гектор свалил его, как неумелого юнца, все чисто, сын мой.
— Ахейцы отступили?
Гекуба подошла к изголовью кровати Елены и погладила ее
ледяную руку.
— Не волнуйтесь, все идет по плану. Ахейцы попросили передышки забрали тело Ахиллеса, чтобы оказать ему последние
почести. Теперь они должны согласиться на наши дары, даже если мы и нанесли им
позор, он искуплен.
При слове «позор» Елена застонала и крепко вцепилась в руку
мужа.
— Это я принесла его вам…
— Все былое в прошлом, дорогая, — сухо сказала Гекуба. Долг звал ее дальше – встретить Гектора, навестить Кассия, который
мог уже выдать следующее пророчество, распорядиться насчет повозок – половину
сокровищ можно отложить обратно, раз уж ахейцы упустили момент взять много до
боя. «Или вообще ничего им теперь не предлагать?» — эта мысль настолько
поразила Гекубу, что она готова была выскочить из комнаты младшего сына
незамедлительно, удержала лишь тревога за будущего наследника. Елена нуждалась
в успокоении, а кто мог вселить в нее больше уверенности, чем царица?
Гекуба подхватила со стула невесомое покрывало из тончайшего восточного руна и бережно укрыла им Елену.
— Позор навлекают на себя трусы и предатели. А в нашем городе
живут только истинные герои, и неважно, родились они здесь или вошли в нашу семью позже. Теперь же, после славной победы Гектора,
никто и никогда не сможет нас ни в чем упрекнуть.
Лицо Елены озарилось слабой улыбкой, и будущая мать будущего
царя расслабленно легла на своем ложе. Теперь Гекуба могла поспешить дальше – к
старшему сыну и мужу.
Приам сидел на троне, и старческое лицо его было удивленным.
Полчаса уже прошло, как Гектор вошел в ворота Трои, но так и не появился он
перед гордым родителем. Тревога снедала отцовское сердце, сомнения перевешивали
радость победы. Правильный ли они сделали выбор? Не совершили ли ошибку?
— Где Гектор? – раздался звонкий голос Гекубы, и Приам
вздрогнул. — Где Андромаха? Убежала встречать мужа?
Что за нелепые выходки?
— Слишком много вопросов. Я один тут. Наши жители спустились
со стен и стоят на площади в ожидании чествования героя. Мне доложили о венках
и гимнах… Но Гектор все никак не появляется. Куда он
мог подеваться?
Худенькая тень появилась на пороге зала и склонилась в
почтительном поклоне.
— Подойди ближе, Анида! –
воскликнула Гекуба. – Кассий сделал еще одно пророчество?
— Нет, царица, он до сих пор не оправился от предыдущего. Я
оставила его со служанкой, но мне кажется…
— Говори же!
— Что предыдущее еще не свершилось до конца, — прошептала,
почти прошелестела Анида одними губами, и только
острый ум Гекубы смог понять смысл этих слов.
— Что случилось с моим сыном? – простонала она. – Где он? Кто
вел его от ворот?
В нарастающем безумии покинула она тронный зал и слетела по
ступеням, мельком выглянула на балкон и увидела праздничную толпу, опустилась
еще ниже и направилась к воротам.
Где мог потеряться Гектор? Кто осмелился причинить ему вред?
Почему не слышно криков «Слава»?
Почему замолчали жители? Что происходит с толпой, почему, расступаясь, они
отводят глаза? Неужели сейчас она увидит его тело?
Вот и белый подиум с кафедрой, с которого чествуемый герой
вблизи обращается к гражданам, но он пуст. Нет ни героя, ни – с облегчением
вздохнула Гекуба – его тела.
Но и выкупа, повозок, приготовленных для ахейцев, тоже не
было.
И еще чего-то не хватало, Гекуба никак не могла понять этого,
мир, привычный мир города, выглядел неправильным, как в старые тревожные
времена, когдаперемены происходили чаще.
В центральном фонтане не хватало кита – большой скульптуры,
на которой обычно гроздями висели детишки, возле
которой назначали встречи влюбленные.
А канал вдоль улицы, ведущей к морю, была продавлен и
разворочен, как и стена в которую он упирался.
Прямо из города можно было наблюдать за бескрайней синью.
Мастера и младшие боги уже успели прикрыть дыру решеткой и завалить канал
камнями, в том числе и цельными глыбами нерожденных, невыточенных богов, лишь бы не успели заметить прореху
корабли ахейцев, но от самих себя правду скрыть уже было невозможно.
Старший царский сын покинул город вместе со своей женой и
дарами, предназначенными ахейцам.
Голова Гекубы закружилась, когда она поняла, что именно
твердил несчастный Кассий. Двойное предательство свершилось, и оба поступка
совершили троянцы.
Царица пошатнулась, но двуногий мраморный бог поддержал ее, и
она вновь вскинула голову. Нет мер для предательства, его количество не
определишь числом. Но семья, город и наследники, нуждаются в спасении доброго
имени.
— Троянцы! – воззвала она. – Беду призвал на наш город
прорицатель Кассий. Вместе с вами мы должны решить, будем ли доверять его
пророчествам дальше?
— Скажи мне, хромой мудрец, — Одиссей поставил пустой кубок
на землю и поднял глаза на Гефеста, — когда нож оказывается в спине у воина?
— Когда он поворачивается спиной к врагу, — безразлично
ответил бог.
— А если он не поворачивался спиной?
— Значит, кто-то зашел ему за спину.
— А если мы все смотрели и никого не увидели? Значит ли это,
что там никого не было?
— Оставь свои детские вопросы, — в металлическом голосе
Гефеста послышалось раздражение. – Это значит только то, что вы ничего не
видели!
— Потому что он был маленьким… или невидимым! А теперь, мой
друг, я даже спрашивать не буду, кто невидимый, неслышный и убивает насмерть
золотыми кинжалами! Потому что даже ребенок знает…
-…что это птица Хриса, — кивнул
уродливой головой бог.
— Так поединок был бесчестным? – тихо переспросил Менелай. – Они нас предали?
— А чего же ты ждал от троянцев? Когда они играли честно?
Может, когда украли твою жену?
Царь Спарты опустил голову, разглядывая что-то на дне кубка.
— Вопрос не в том, кто честен, — продолжал Одиссей, — а в
том, кто окажется хитрее. Мы должны помочь нашему богу, и плевать, будем ли мы
при этом честны с врагами. Гефест! Я добуду для тебя камень!
— Пока что не добыл.
Не шевелясь, Гефест стоял у кузни, как бурая глыба. Он
разговаривал, но медленно и запинаясь. Какие-то шестеренки внутри него ещё
двигались, лязгая и скрипя.
— Я умираю, Одиссей. Ты хитроумный и отважный, но я не смогу
тебе больше помогать. Моих сил сейчас хватило бы только на то, чтобы дойти до
площади Богов в центре Трои. Возможно, остановись я среди их мраморных
скульптур, они дали бы мне камень… чтобы я оттуда
убрался! – и бог сипло захихикал.
— Дойти до площади Богов… — повторил Одиссей. – Дойти до
площади… А это мысль… Гениально! Только тебя придется
немного перестроить.
Троя ликовала!
Ахейцы убрались прочь, погрузились в свои сопящие, как
больные щенята, корабли и исчезли с линии горизонта. Пусть теперь ими займется
могучий Посейдон, а троянцы оплачут погибших и предадутся веселью. Они – самые
сильные среди всех народов Эгейского моря! И греки признали это, склонили
голову перед их мощью и мужеством! А в знак подчинения они оставили городу
подарок – одного из своих богов! Уродливую железку, но
что же делать, если ничего лучшего у них не нашлось? Впрочем, бог, которого
оставили ахейцы, не был уродливым. Наоборот, это оказался массивный белый конь
с роскошной черной гривой. Конечно, он был задрапирован плотной тканью, под
которой – было слышно — билось металлическое сердце и
вращались металлические шестеренки. Конь был оставлен ахейцами прямо у
ворот Трои, и терпеливо ждал, пока победители примут его и найдут ему достойное
место внутри городских стен. Или бросят посреди пустыни ржаветь и рассыпаться
на части.
Тем временем судьба коня решалась в царском дворце.
— Зачем нам этот странный дар? Я не хочу ничего принимать от
ахейцев, — стояла на своем Гекуба.
— А почему бы не принять? – Парис
смотрел на своё отражение в высоком бронзовом зеркале и приглаживал кудри то
слева, то справа. – В конце концов, это наш трофей.
— Они коварны, — согласился с царицей Приам. – Но чем нам
может навредить механический конь? Он скоро перестанет двигаться и будет просто
памятником… напоминанием о вероломстве и предательстве…
Все замолчали. Гекуба посмотрела на Елену. Красавица сидела
на подушке, опустив голову, и, казалось, рассматривала мозаичный узор.
— Что же ты не спросишь мнения жены, Парис? Она столько лет
прожила среди ахейцев… — фраза прозвучала двусмысленно, и Гекуба замолчала.
Но Елена повернулась к ней и негромко ответила:
— Я знаю Одиссея. Он ни за что не уехал бы, не добившись
того, за чем приезжал. Он хитер и настойчив, он изобретателен и лжив… Коня надо
уничтожить. Разломать, сжечь, утопить в море. Его
нельзя впустить в город.
Обида кольнула сердце Гекубы. Хоть нелюбимая невестка и
поддержала её мнение, но как теперь с ней согласиться? Со стороны окажется, что
царская семья идет на поводу у иноземной принцессы!
— Я думаю, ты преувеличиваешь, дорогая, — Гекуба улыбнулась.
– Не так уж и мудр твой Одиссей! Найдутся среди нас люди поумнее.
Вот и я подумала: что плохого в том, что ахейцы склонили головы и оставили нам
дорогой подарок? Мы примем его, и они уже не смогут забыть о нашем
превосходстве!
Кассий бежал к площади Богов. За ним по пятам мчался
маленький Кьяго. Слезы лились по щекам мальчика, он
спотыкался, пару раз упал, но продолжал бежать. Он должен был остановить беду.
Впервые он ушел так далеко от дома один. Чем ближе к царскому
дворцу, тем больше людей становилось на улицах, они шумели, смеялись, напевали.
Все радовались, что в Трою ввезли механического коня! Все радовались…
Вот и площадь, вот и он – белая громада перед колоннадой
дворца. А на ступенях стояла царская семья – Кассий узнал Гекубу, царицу, и
красивую золотоволосую женщину – жену Париса. Не раздумывая, он бросился к ним.
— Царица! Вы помните меня? – закричал он, вырываясь из толпы.
– Конь – зло, его нельзя здесь оставлять! Я видел смерть, и горе, и пожары!..
— Кто этот мальчик? – нахмурился Приам.
— Юный предсказатель, Кассий,— неохотно ответила царица. – Не
знаю, где его мать. Лучше бы она увела его прочь.
— Твои слова обернулись для нас болью и ложью, — жестоко
сказал царь. – Уходи, Кассий.
Мальчик остановился.
— Я чувствовал ту же боль, — тихо сказал он. – Я прожил все
эти жизни и умер этими смертями. Я плакал от предательства и радовался любви.
Не гоните меня, поверьте. Потому что из-за этого коня я уже умер вместе с
каждым из жителей Трои.
— Гоните его!
— Нет, постойте! – закричала Елена. – Я ему верю! Как мне
тебе помочь, малыш?
— Мне нужен нож…
— Возьми, — и она вложила в изуродованную руку Кассия
маленький кинжал.
— Кьяго! – закричал Кассий. –
Вперед!
Мраморный зверек в один прыжок взлетел на белый бок коня и,
цепляясь когтями, полез вверх. Его хвост, тонкий и длинный, свисал до земли.
Мальчик схватил его и крепко обмотал вокруг ладони. Мрамор рассек кожу – на
землю упали капли крови.
— Тяни!
Рывком зверек вскарабкался ещё выше. Кассий размахнулся рукой
с ножом и рассек ткань.
— Что он делает? – выдохнула толпа. – Он испортил дар
ахейцев!
Но в щель в ткани Кассий увидел холодные чужие глаза.
— Они там! – закричал он. – Внутри! – и почувствовал, как
наконечник копья легко и мягко входит в его детское тело.
Это было почти как во время видений. Так же больно.
Рука разжалась, и он упал под копыта коню.
— Мой малыш, — Елена прижала к груди и поцеловала в лысое
темечко красного пищащего младенца.
— Третий наследник, поздравляю! Как назовете его, царица?
— В честь мальчика, который однажды спас наш город, — она
улыбнулась. – Но я буду молиться, чтобы с ним ничего – ничего! – ничего такого
же не случилось…