c005 Неваляшки для гламурных девочек

 

 

 

   

    Чайник напомнил о себе утиным кряканьем. Лида дежурно отчитала Джека за грязные следы на полу, бросила последнюю баранку и вспомнила, что давно не заказывала сахар.

    — Будем пить кофе без сладкого или чай без заварки?

    Джек, кучерявый метис с висячими ушами, сладко зевнул и завалился на бок, шкрябая по полу когтями и постукивая обрубком хвоста.

    Лида с тоской посмотрела на пришпиленный к холодильнику список. Перечень жизненно необходимых товаров рос с каждым днем: моющие средство, салфетки для протирки, лампочки, прочее барахло, которое упрощает жизнь, но не является незаменимым.

    Вот если бы закончились соль, мука, корма для животных, патроны и медикаменты, тогда можно разволноваться. Или перестать выдерживать характер и вновь переложить эти заботы на Марысю.

    Но со старой помощницей, нянькой, экономкой, секретарем и личным водителем, Лида не общалась уже около полугода. Вредная бабка на пару со своим назойливым муженьком в последнее время так усиленно учили ее жить, что не осталось ничего иного как вдрызг с ними разругаться.

    Нет, она попыталась, конечно, холодно и односложно отвечать на незатейливые вопросы о здоровье, личной жизни и тоске по людям, но всё равно сорвалась на крик и хлопанье дверью.

    Не надо нам заботы и участия. И любопытного носа, засунутого в щель, вполне хватает одного. У Джека он чёрный, кожистый и симпатичный. А у Марыси и ее муженька...

    Лида задумалась.

    Какие могут быть носы у людей, которых она видела с детства, которые помогали еще ее родителям, которые вынянчили и вырастили их с сестрой, которые остались рядом с ней, когда мама-папа-сестренка перебрались в город, продолжая обучать тонкостям егерского дела и оказывая всякую поддержку?

    Да разве вспомнить, какие у них носы, Лида не была уверена, что вообще обращала внимание на их лица. Есть они рядом — и есть. Были всегда и никуда не денутся.

    Состарились разве что и стали совсем невыносимыми в своих нравоучениях.

    Лида с надеждой посмотрела на аппарат местной связи. Не звонит. Видать, крепко обиделись. Ничего, к концу недели в любом случае объявятся, привезут минеральные прикормки и ароматические мешочки для привады. И сезон охотничий открывается, а путевки только она завизировать может.

    Антимонополия сама по себе, туры организовывать любая контора может, а без службы контроля — никак. Службой контроля в данный момент являются Лида с Джеком, потому что у них в сейфе есть печать.

    А то, что лишние охотники с их азартом и пьянками только мешают нормальной работе, никого, кроме Лиды не огорчает. Нужного же количества любителей пострелять не бывает никогда. Вот расчетные данные, вот таблицы с поголовьем, вот прогноз изменения популяций на основе многофакторного анализа... Если бы хоть что-то принималось в расчет при выдаче лицензий.

    Девушка отставила кружку с травяным чаем и сгребла бумаги в стопку.

    Кто там, кроме Марыси с мужем, считает, что одинокой девушке трудно в лесу среди зверья и полупьяных мужланов с саморасточенными ружьями?

    Все они заблуждаются.

    Самое трудное — это переносить пренебрежение других людей к любимой работе и год за годом наблюдать, как все труды идут в никуда или куда-то в том же направлении.

    — Пошли на вечерний обход, что ли? — предложила Лида. — А потом я снова сяду за отчет, угу?

    Джек приподнял голову и чуть склонил ее набок. До обхода еще полчаса законной дремоты в тепле и покое, а если кому-то не сидится из-за внутреннего раздражения на весь мир, то можно заняться чем-то полезным.

    Или встретить гостей.

    Джек вскочил на лапы и коротко гавкнул. Не Марыся, на ту у него молчаливое обожание и усиленное виляние хвостом.

    — Кто там?

    Лида быстро перевернула бумаги на столе. Ноут выключен, ружье заряжено, и дотянуться до него не составляет труда. Добро пожаловать, путник, кем бы ты ни был.

    Дверь скрипнула и отворилась ровно на столько, на сколько ее приоткрывала сама Лида: чтобы не выпустить тепло и чтобы проскользнула худенькая фигурка.

    — Свои-свои, сестричка, отодвигай капканы.

    Лида улыбнулась.

    Гостья походила на нее словно отражение, но чуть подкрашенное. Такой же мягкий свитер, только не песочный, а карминный, такие же удобные полусапожки, только с бахромой и бисером, такие же брюки, но с перфорацией и стразами, такие же рыжие волосы, но не собранные в пучок, а волнами гуляющие по плечам и лопаткам.

    На лицо девушки тоже были почти одинаковы, год разницы и неброский дневной грим «а я сегодня без косметики» не в счет: сходство бросалось в глаза и на приличном расстоянии.

    Джек вежливо ткнулся в ладонь новой знакомой, сообщая ей, что за гостеприимство ручается.

    Девушка с удивлением посмотрела на него, но на приветствие ответила правильно: легкое поглаживание по загривку без лишней фамильярности.

    А затем отложила дорожную сумку и с визгом бросилась сестре на шею:

    — Оказывается, я по тебе соскучилась...

 

    ***

 

    — Но это же невозможно. В глуши, в тиши, в безвестии, одна совсем... — Лиза узорами раскладывала в непонятно откуда извлеченной менажнице конфеты. В одном отделении карамельки угнездились спиралькой, в другом пирамидкой уложились, в третьем рядками поселились «трюфели»...

    Лида отчаянно искала хоть одну надраенную до блеска ложку... Ведь было же серебро, Марыся точно что-то регулярно чистила...

    — Э-э-э... Может, ты с этими вопросами поосторожнее будешь? Предупредили же, наверное, что я не очень корректно на них отвечаю?

    — Да уж письмами Марыся меня закидала, будь уверена, — ответила Лиза. — Все подробности твоей жизни я знаю. И про неблагодарность, и про «бедная девочка сама себя губит». Я не к этому же.

    — А к чему? — резко бросила Лида. Ругаться с Лизой — вообще негожее дело. Единственный человек, который ее понимает, ближайший друг, любимая сестра, тонкая артистичная натура...

    — К тому, что у тебя ничего не меняется. Ладно еще образ жизни, ты его сама выбрала, но можно же к чему-то стремиться? Я тыщу лет назад из этой дыры сбежала — а тут все то же самое. Здесь скрипит, там дует, щели рассохшиеся, окна кривые, занавески с мокрыми гномиками...

    — Это выдры!

    — Я знаю! Но этот рисунок наша мама двенадцатилетним девочкам выбирала, ты считаешь, что жить в таком интерьере и дальше — нормально?

    Джек заскулил. Лида потрепала его по голове и спокойно ответила:

    — К занавескам я слишком привыкла. Ты бы лучше спросила, чего я добилась в хозяйстве. Коллекция видов млекопитающих увеличилась почти в сотню раз, птиц — в...

    Лиза закрыла ушки руками:

    — А насекомых в тысячу пятьсот, знаю-знаю, как это считается. Десять подвидов полёвки с соседнего участка набежало и расплодилось — год даром не прошел. Не забывай, я тоже много лет училась и готовилась к подобной... Жизни. Если можно так назвать твое прозябание.

    Лида пожала плечами. Бесполезно все.

    — Расскажи лучше что-нибудь веселое, — предложила она, поглядывая на часы. Можно еще ненамного отложить обход, прерывать общение уж больно не хочется. Лизка вреднючая, но слушать ее — одно удовольствие. Мягкий и выразительный голос, фантастическая пластика движений, обаятельная улыбка, за которую можно простить любую бестактность...

    Конечно, тихая трудовая жизнь — не для нее. Лиза нуждалась в зрителе, и она его получила, не понадобилось даже специального образования, короткие актерские курсы — и зооинженер Лизавета Бабочкина уже достаточно востребованная артистка.

    — Да что тебе рассказать... Вот недавно мне в гримерке балетки персикового цвета подменили на обычные. А в белых выходить — уныло, ну ты можешь представить меня в белых, как дебютантку? А в туфлях — опасно, в роли есть элементы акробатики, профсоюз потом штрафами замучает. Знаешь, как я выкрутилась?

    — Босиком вышла, — Лида небрежно развернула карамельку. Мерцающе розовая, какую еще могла привезти сестричка...

    Лиза оживилась:

    — А откуда ты знаешь? Все-таки читаешь газеты, да? Следишь за моими успехами?

    — Да нет, у меня похожий случай был. Утопила сапог в болоте, а галоши нутрии погрызли. И как назло, слышу — матерятся криворукие умники, которые с подъезда на лодке охотятся. Один стрельнул по даурскому журавлю, из-за обзаживания получил подранка. Я выскочила к реке — птица плавно опускается, расставив крылья и не работая ими. Нарезает круги, спускаясь по спирали, значит — позвоночник. Представляешь, какая боль? А я в мокасинчиках...

    — И чего?

    — Чего-чего... Как и ты — побежала босиком. Правда, там почти по шею оказалось, так что модель обувибез разницы. Да, если тебе интересно, журавля я выходила, орет теперь по утрам вместо петуха.

    Лиза скривилась:

    — Это ж теперь полный инвалид, представляю, сколько возни. Летать и ходить не сможет, зато целый день гадит.

    Лида кивнула.

    — Самой иногда хочется ему шею свернуть, но держу себя в руках, даже отдельную вольеру построила. Мне надо обойти загоны, корма подкинуть да посмотреть что к чему. Ты со мной?

    Лиза вскочила и покосилась на свою сумку:

    — Да, давай прогуляемся, только сапогами поделись. А потом договорим.

    — Говорить и на ходу можно, — пробормотала Лида, выдавая сестре высокие ботинки, телогрейку и рабочие перчатки. — Что у тебя там еще?

    — Ну, еще случай был, — Лиза затолкала сумку под лавку и, морщась, попыталась натянуть на себя одеревеневшую одежу.

    — Да не тронет никто твое барахло, — буркнула Лида, всовывая ручки сестренки в рукава и запахивая грубый ворот на тонкой шейке, — не трясись, до субботы здесь никто не появится.

    — А что будет в субботу?

    — Охота на перелетах начинается, — пояснила Лида. — Всякие дураки повалят: и косые, и глухие, только и бегай за ними с аптечкой.

    — Это некстати, — прошептала Лиза, постукивая ботинками и пытаясь сдвинуться с места. — Так вот, как-то был у нас кастинг на роль красотки эпохи Возрождения, а ты меня знаешь. Сегодня читаю объявление — через три дня иду на смотр подготовленная: голос приглушен, во взгляде покорность, под глазами благородная синева, волосы редкие, светлые и гладкие, плечи покатые, сисек нет, весу на пять килограммов больше, чем обычно...

    Лида хихикнула и передернула крепкими плечами: от родителей им обеим достались современные здоровые фигуры:

    — Я еще понимаю, можно утянуться и перекраситься, но как ты линию плеч корректируешь?

    — Обижаешь, — притворно засопела Лиза. — Есть такой предмет — сценическое движение. От походки много зависит, и горб изобразить можно, и лишний рост... Да что угодно. Ты думаешь, у тех девиц, что на картинах, сильно линия плеч от нашей отличалась? Да они просто ручки безвольно опускали, плюс освещение...

    — Не разглядывала я их особенно. Вот натюрморты с дичью у голландцев — это да... Это я помню. Ни-че-го не изменилось.

    — Это где рядом лук, зелень, ягоды, дохлая птица и мокрые собаки? Бр-р... Гадость.

    — Битая птица, — поправила Лида. — Так что там с твоей анемичной и рахитичной героиней? Конкурентов не оказалось?

    Лиза задиристо подняла подбородок и встала, уперев руки в бока. Рыжая, румяная, посреди загона с кабаньими подсвинками она смотрелась особенно симпатично.

    — Разве у меня могут быть серьезные конкуренты? — поинтересовалась она, отпихивая ногой пару любопытных пятачков, и сама же ответила на заданный вопрос: — Конечно, нет! Только режиссер попросил немного похудеть, перекраситься, позаниматься с хореографом и попросить костюмеров позаботиться о подкладках в лиф, потому что героиня должна радовать глаз современного зрителя.

    Лида, веселясь, отогнала кабанчиков и закрыла загон.

    — А все потому, что ты слишком много суетишься. Не делала бы ничего...

    — И ничего бы не получала. Ну признайся, что ты завидуешь? Что, ладно-ладно, тихая жизнь без стрессов и все такое, но хоть иногда хочется соревнований?

    Лида просунула в специальное окошко миску с огромной мясной костью и потрясла ограду. Огромный дымчатый пардус вылез из дощатого домика и недобро блеснул зелеными глазами.

    Девушки одновременно сделали шаг назад, несмотря на ограду, стараясь не поворачиваться к зверю спиной.

    — Не так уж мне и скучно, — ответила Лида. И соревнования у нас есть. А уж какие страсти во время оценки трофеев... Сейчас вон охота на реву начнется, а потом такое закипит! Как в прошлом году. Лоси же у нас отборные, мелочи с ветвистыми оленеобразными рожками, как у уссурийских, не водится... Оценка идет бальная, замеры: обхват, размах, длина…

    — Что-то такое помню, ширина лопаты, средняя длина отростков, их число... У каждого пункта вес по баллам, коэффициенты какие-то, типа от пяти десятых до двух, сколько-то там судей…

    — Да-да, так вот, среди черепов один экземпляр был... Эту зверюгу все вживую помнили, каждый руками махал, говорил, что лосяра во-о-он такой был... И надо бы баллов накинуть. Каждый рулеточку подтягивал-растягивал и трофей ближе к пьедесталу перекладывал. Я им про объективность судейства и единую систему, а они: «А по-моему, так честнее». Зверь очень умный и злобный, но по оценке — обычный, да и некрупный вовсе, но легенда, а как это — не оценить миф максимальным баллом? — Лида замолчала, вспоминая шум и драку, когда охотники пошли стенка на стенку, отстаивая добрую память убитого рогача.

    — И чем же закончилось?

    — Чем-чем... Уронили в итоге в болото. Там и лежит до сих пор...

    — Вместе с твоими сапогами?

    — С какими сапогами?

    — Ну, которые ты утопила, когда журавля спасти не смогла?

    — Слушай, — Лида прищурилась, отставила лопату и закрыла птичник, — чего ты к словам цепляешься? Я ж тебя не спрашиваю, выщипывала ли ты в ноль брови для кастинга?

 

    ***

 

    В домик девушки ввалились уставшие и веселые. Стемнело.

    Грустный чайник предлагал вторично вскипяченную воду. Лиза оттягивала неприятный разговор, и ее сестра прекрасно понимала это. Более того, была готова предложить перенести основную беседу на завтра, но любопытство пересилило.

    — Выкладывай, что у тебя там, — буркнула Лида и хлопнула крепкой ладонью по столу.

    — Неудобно сюда, вдруг покатится, только если на пол...

    Лиза вытащила из-под лавки тугую сумку и расстегнула молнию, придерживая что-то, находящееся внутри, второй рукой.

    На тусклый свет явилась расписная неваляшка. С карими веселыми глазками, алыми губками и завитками кудряшек на лбу. Два торчащих вперед резца, аляповато замазанные краской, предназначенной для ротика, делали ее похожей на раздувшегося от переедания вампира.

    — Я думала, поклонники предпочитают дарить меховые игрушки, — протянула Лида и осторожно потыкала в розовый лоб.

    — Травести — не мое. Известность пришла ко мне поздно по общепринятым меркам, поэтому все мои ухажеры приходят с серьезными подарками. Розы, машины, бриллианты...

    — Много машин накопила? — Лида присела перед игрушкой на корточки и нахмурилась: форма отличалась от общепринятой. Не два шарика один на другом, а единый овоид...

    — Доверенности пишут, жадюги... Но дело не в них. Вот это пришло с обычной почтой на киностудию, а добровольные помощники затащили в мою гримерку. — Лиза достала из бокового кармашка сумки конверт. — Ни адреса, ни сопроводительной записки. Просто пометка: «Л. Бабочкиной».

    Лида сковырнула ногтем слой краски и внимательно пригляделась к шероховатой поверхности с синими прожилками, зловеще проступающими даже сквозь красный цвет «сарафана».

    — Как быстро ты поняла, что это такое?

    — Через полчаса. Сначала отложила в мусорный угол, к оберткам и пустым флаконам, даже и не задумывалась, кто мог так извратиться, приходят и подурнее подарки. Но потом... Уловила скрежет, краем глаза заметила покачивание, припомнила Куклу Чаки и всех ее подружек...

    — Испугалась?

    — Разозлилась. Яйцо меховой саламандры узнать несложно, сколько его ни раскрашивай. Моя биография прозрачна, воспитание, образование и опыт работы в заповеднике я не скрываю, для скандалов у меня есть любовные истории и фотографии в мужских журналах. Ясно же, что я догадаюсь раньше, чем из яйца что-то вылупится?

    Лида сцепила пальцы и нахмурилась:

    — В гримерке, должно быть, жарко. Проклёвка могла начаться в любой момент.

    — Но я же не собиралась там спать! Даже если бы саламандра выбралась наружу, ну не догнала бы она меня, я помню изображение: короткие лапки и выпученные подслеповатые глазки. Нет, несерьезно.

    Лида покачала головой.

    — Молодые саламандры достаточно подвижны, это потом уже плотная шкура начинает стеснять движения. Она вполне могла напрыгнуть сзади, приняв твой рыжий хвост за мамашкин загривок. А на родительской шее они катаются, вцепившись зубами в складки кожи.

    — Думаешь, жабо не спасло бы? — Лиза поежилась.

    — Задержало бы, но ненадолго. Сомневаюсь, что ты бы с ним справилась. Неожиданно опять-таки...

    — И что все это может значить? — Лиза с надеждой посмотрела на сестру.

    Только сейчас та заметила, что полуматовым слоем крема спрятаны легкие мешки под глазами и прочие признаки недосыпа.

    — У тебя есть враги? Брошенный любовник, неудачливая соперница, обманутый агент, отсидевший пару лет за преследование фанат?

    — Я уже над этим думала. Из тех, кого могу припомнить, актриса второго плана, но у нее и так довольно приличная роль. И где бы она взяла яйцо? Тебе не кажется, что искать надо с другого конца? Эти саламандры есть только в твоем заповеднике, и если яйцо украдено...

    — Погоди, — Лида подошла к стеллажу и достала ящик с нужными бумагами. — Вот данные «Летописи природы» и карточки встреч. Изначально было завезено пять яиц, из четырех мы вырастили взрослых особей, пятое погибло, в лес выпускали без маяков, все равно перегорали... Вот подтверждения, что все четверо живы и здоровы. Потомства за пятнадцать лет не зафиксировано, возможно, между особями есть близкородственные связи. У нас яиц нет, а тебе прислали... Ой.

    Лида по-детски округлила глаза и с недоумением уставилась на сестру.

    — А ты помнишь, что они саламандрами только за расцветку называются? А на самом деле яйцекладущие млекопитающие, но первозвери?

    — Классификация меня всегда интересовала чуть больше, чем витаминная дозировка... Ты к чему сейчас вообще все это говоришь?

    — К тому, что за один раз они могут принести двоих детенышей. А значит, я обязана прямо сейчас забыть о твоих заморочках и отправляться на поиски второго яйца, вдруг оно нуждается в уходе? Если первое унесли, то с их мамой, возможно, не все в порядке, и мне следует...

    Лида заметалась по комнатушке, выдергивая чайник из сети, застегивая на Джеке ошейник с передатчиком и нашлепкой от клещей, схватила аптечку, ружье, куртку...

    — Стой!

    Лиза виновато развела руками:

    — Неизвестно, сколько еще яиц было в коробке. Упаковка угнетала размерами.

    Лида остановилась и взвыла.

    — Спокойно, — прошептала она сама себе и вновь потянулась к сейфу за патронами. — Сейчас меня больше всего волнует судьба малыша. А потом уж твои недоброжелатели. Сможешь продержаться без меня несколько дней? Я на дальний кордон схожу.

    — Да я уж вернусь домой тогда лучше.

    — Не выйдет. Вот-вот охота на перелетах начнется, любителей жирную птичку покосить будет навалом, мне нельзя оставлять станцию. А ты могла бы подменить, семейного сходства хватает, знания у тебя есть, а подпись подделывать — авось и не понадобится... Угу?

    Лиза опешила и присела на лавку.

    — Одна?

    — Ладно, я тебе Джека оставлю, если что — он все подскажет. Ну и ружье, сама же не отобьешься.

    — А ты прямо вот так уйдешь, на ночь?

    — Комаров меньше. А ты тут не забывай об одиноком и беззащитном малыше!

    Собиралась она быстро. Слишком быстро, чтобы Лиза успела хоть как-то возразить.

    — Не скучай и ничего не путай! — бросила она сестре и покинула домик зоостанции.

    Лиза собрала раскиданные по столу патроны, с интересом рассмотрела маркировку и понесла сокровища в сейф.

    — Продержимся, Джек, — бойко заявила она себе, напоминая, что яйцо следует до ночи откатить в изолированную вольеру с крепкой задвижкой.

    Что-то во внутренностях сейфа смущало ее, но она не могла сообразить, что именно. Какая разница, что Лида взяла с собой? Не маленькая, сама знает, что в лесу необходимо.

    Пустое отделение для документов говорило, что отсутствует паспорт.

    Ну и что? Вдруг прямо в лесу — проверка документов.

    Лиза закрыла шкаф и постаралась убедить себя: «Я взрослая, я сама это все заварила, я справлюсь-справлюсь... И вовсе не боюсь.

    Но все-таки... Зачем Лиде в лесу кредитные карточки?»

 

    ***

 

    На дальний кордон Лида не пошла. Сделала небольшой крюк и покинула свою любимую, бесценную территорию через вход для охотгрупп.

    Там, снаружи, был чужой и недружелюбный мир, полный... Людей. Всего прочего в мире тоже было в достатке, но именно люди делали его столь невыносимым.

    Не сказать, чтобы Лида их не любила, но опасалась и предпочитала избегать.

    Выбрав ближайший скоростной рейс, она оплатила билет с карточки и заняла свое сидение, сцепив зубы и держась за рюкзак как за спасительную ниточку.

    Как же много в салоне людей, в полтора раза больше максимально допустимой группы. А группу, если с ней приходилось пересекаться, Лида про себя называла толпой...

    Город оглушил и огорошил, но она не позволила себе поддаться на его запугивания. Дома стоят, люди ходят, машины и транспорт носятся. Если уловить закономерность и почувствовать ритмы, то можно слиться и затеряться так же удобно, как дома.

    Лида попробовала — получилось. На нее почти не оборачивались, она почти никого не задевала, и косых взглядов было немного. Но все ее охотничьи привычки вопили во весь голос: «что-то здесь не так». Полного растворения не выходило, а это ей не нравилось. В планы входило использовать сходство с сестрой, но прохожие если и принимали ее за кого-то, то никак не за известную актрису. Вполне различимая грань между жадным любопытством (а что, они вот так среди нас ходят и на улице встречаются? а что, она и в метро пойдет?) и любопытством удивленным (что это у нас тут такое идет?)

    И это Лиду не устраивало. Не потому, что было обидно, а это она бы потерпела, а потому что мешало, как неудобные сапоги во время подсчета площади кабаньих пороев.

    Пришлось поступать подобно героиням тех немногих фильмов, что Лида успела посмотреть. Заходить в приличный салон красоты, оставлять там какую-то неосознаваемую кучу денег, а потом подбирать к новому облику куртку и брюки. Свитер и сапоги, надоумившие ее на перемену, она решила оставить, в городе носили и пострашнее.

    Сдав привычную одежду в камеру хранения, она доехала до студии, оказавшейся отдельным поселком в пригороде. Охранник внешнего забора даже не спросил пропуск, второго — прохрипел приветствие и отвесил комплимент, но третий, на входе в нужный корпус, обнаружил подмену сразу и, смущаясь собственной неловкости, поинтересовался документами.

    Лида предъявила паспорт и сказала, что сестра просила ее кое-что привезти. Охранник расплылся в улыбке и пропустил ее.

    — Проходной двор, — пробормотала девушка.

    Спрашивать дорогу к собственной гримерке она постеснялась, но кучка хихикающих девиц с восклицаниями «чмок-чмок!» захватила ее в свои коллективные объятия и увлекла на четвертый этаж, осыпая сплетнями и байками.

    А там уже, по слабому снижению скорости напротив нужной двери определить момент для спасительного рывка было несложно.

    Лида влетела в гримерку Лизы и захлопнула дверь.

    Невысокая девушка, пересчитывающая флаконы с кремами, улыбнулась ее отражению в зеркале. Искренне улыбнулась, не флемируя.

    — Как вы похожи... Сестра?

    — Быстро вы, — Лида выдавила из себя ответную улыбку, соображая, как избавиться от девицы.

    — Мы иногда наносим или подправляем друг другу грим. Всякие условия бывают, то на улице, то на ветру, то гример на выезде не предусмотрен... Трудно не заметить различия.

    Вообще-то, на первый взгляд именно за гримершу Лида ее и приняла. Или за уборщицу. Но девушка сказала «мы». Тоже актриса?

    — Это, я так понимаю, высшая степень доверия в вашей среде? — спросила Лида, приседая и осматривая коробку под столом Лизы. Так и есть: остатки скорлупы, пленка с чешуйками кожи и пятна подсохшей слизи. Значит, вторая неваляшка точно была. И куда она пошла? В окно?

    — О да! — девица рассмеялась, и Лида поняла, что впечатление о ее блеклости обманчиво. Белоснежные зубы, гладкая кожа, правильные черты, то самое «нарисуй любой образ — и он хорошо ляжет». — Мы с Бабочкиной столько лет соперничаем и так много друг о друге знаем, что вражда была бы бессмысленной.

    «Минус подозреваемый», — подумала Лида и предупредила, что собирается кое-кого искать.

    — Вы только не удивляйтесь, — попросила она и подошла к окну: форточка открыта, и она достаточно широкая.

    Конкурентка засмеялась:

    — Лиза такая же. То сырые мидии ест, то на древних бигуди всю ночь спит.

    Лида открыла окно, забралась на подоконник, выглянула и посмотрела вверх.

    Если саламандра выбирала себе отстой на стене, как на скале, то могла забраться только на пятый этаж и дальше — на козырек балкона.

    — Попробую повторить ее путь, — сказала Лида. — Когтей у меня нет, но я и не новорожденная. Пока!

    — Удачного освещения! — искренне пожелала конкурентка.

    На козырьке обнаружился кусок оранжевой шерсти, значит, саламандра уходила по верхам, а любое животное предпочтений в путях бегства не меняет. Медвежонок побежал бы вниз по улице, косули и олени ровно по горизонтали, ну а саламандра выбрала высоту.

    Лида встала на козырек, засунув руки в карманы, поежилась на ветру и оглядела всю стену с одинаковыми рядами подоконников. Не все окна снабжены ими, а лишь те, которые издалека складываются в узор «ступеньками» от подъезда к подъезду.

    — Хорошо еще, что можно не опасаться захода на след в мою спину, — довольно сказала она.

    Куда могла ползти саламандра? Только с подоконника на соседний подоконник или на подоконник окна верхнего этажа.

    Совсем вертикально она не полезет — сорвется с кручи.

    А дальше — надо сообразить, на что могла понадеяться гоннаясаламандра.

    Комнаты с окнами снаружи похожи на туннели. Такое же глухое, как у Лизы в гримерке, выглядит для животного западнёй, а вот в туннель с выходом животное зайдет охотно. Если открыта форточка… А народ на студии работает здоровенький, почти все хотят дышать свежим воздухом.

    Лида подтянулась на следующий балкон по диагонали: такая же комната. И еще такая же, и еще...

    А вот танцевальный зальчик имеет зеркала по всему периметру, и то, что висит напротив окна, обозначает выход более чем убедительно.

    Лида подергала окно — заперто.

    — Танцовщицы-перестраховщицы, — буркнула она, доставая из рюкзака нож, отжимая защелку и поддевая створку. — Я бы на месте саламандры заползла сюда.

    Попав в жилище, дикое животное будет стремиться обеспечить себе свободу: не прыгать на мебель, на которую не запрыгнуть, не лезть в щели, из которых не вылезть.

    Щелей в зале не обнаружилось, но мебель Лида проверила.

    Молодая саламандра уютно сопела между свернутыми в рулоны гимнастическими ковриками. В один из таких ковриков Лида ее, спящую, и завернула.

    А затем отправилась оформлять разрешение на вывоз, мысленно попросив у Лизы прощения за то, что занимается не поиском недоброжелателя, а спасением саламандры.

 

    ***

 

    Саламандра вылупилась под утро. Процесс проходил омерзительно, но отлучиться Лиза не решилась: детеныш мог почувствовать себя одиноким. Склизкое серовато-бурое создание распрямлялось и раздувалось, будто его подкачивали невидимым насосом. Лиза провела ночь под открытым небом, накинув на плечи ватную телогрейку и жалея, что не захватила пуховый платок. Где-то в других мирах существовали ванные комнаты с горячей водой и махровыми халатами, где-то в сказках можно было выбирать аромат геля для душа и основу для скраба.

    Лиза отдирала от саламандры клейкую кожицу, подносила к тупой морде миску с водой и нашептывала успокаивающие истории из личной жизни коллег, мысленно обещая себе никогда-никогда больше не вспоминать о подобной жизни, уже когда-то заклейменной словом «старая». «Старая» — это лес, детство, школа, родительские наставления, учеба и невыносимая тоска. Новая — это город и жизнь. Просто жизнь, поэтому отдельно называть ее «новой» бессмысленно. «Старая» была не жизнью, а сном...

    И сон этот возвращался через несколько лет: саламандра издавала гнилой запах, извивалась, отплевывалась слизью и кусалась.

    Руку пришлось заматывать платком, ползти за аптечкой было некогда.

    Даже промыть толком не удалось, весь запас теплой воды, принесенной в тазу, Лиза потратила на саламандру.

    С лучами рассвета тварь оказалась симпатичной: плоская голова, пасть «в ухмылке», редкие пучки меха по шее и передней части туловища, сигнальная, дорожно-оранжевая окраска. И самое милое — оно быстро записало Лизу в терпеливые мамочки и, скрипуче разевая рот, выложила некие требования.

    С составом корма девушка разобралась, изучив захваченные из картотеки записи. На пометки «предположительно» она решила не обращать внимания: сил тревожиться за зверюшку не оставалось. Она включила обогрев в крытом домике-конуре, сгребла мусор, насыпала опилок, сменила воду, спела колыбельную и, пятясь, покинула вольеру. Сутки покоя обеспечены — нововылупленное существо должно отоспаться.

    Возня с водой в попытках отмыться, война с чайником и плитой, поиски зубной пасты и свежей одежды немного отвлекли девушку, но потом накатил страх.

    Тот самый, который пригнал ее в гости к сестре: страх перед зверем, против которого человек беззащитен. Акробат не может бояться перша, а канатоходец высоты. Лиза же боялась любых животных, которые не являлись кошками, собаками или хомяками. Страх до поры до времени удавалось скрывать исполнением поговорки «глаза боятся — руки делают», а когда пришла пора, Лиза сделала все, чтобы поводов волноваться не было вовсе. И того, кто напомнил ей о старых ощущениях, она бы могла вот прямо сейчас прибить измазанной в саламандровых экскрементах лопатой. Если бы нашла, конечно.

 

    ***

 

    Холодный душ немного взбодрил. Не так чтобы перестать чувствовать липкую гадливость, но достаточно для небольшой прогулки до ближайшего жилья.

    Марыся с мужем занимали уютный типовой домик, установленный в тупике подъездной дороги.

    Нянька-экономка-дворецкий ничуть не изменилась с того момента, когда Лиза покинула эти края. Косынка, поджатые губы и аккуратно наведенные карандашиком ниточки бровей.

    — Поздновато ты вставать стала в своем городе, — неодобрительно сказала она выставляя на стол кружевные блинчики.

    Лиза хихикнула, чмокнула Марысю в лоб и элегантно присела на краешек грубой скамьи. У телогрейки и плотных штанов обнаружился заметный плюс: можно не думать о занозах или затяжках.

    — Да ты раздевайся, тепло ж...

    — Не, я на минутку. Теть Марысь, а чем новорожденную меховую саламандру кормить можно?

    — Откуда мне знать? Я их только подрощенных и видела, когда уж выпускали. Любопытно стало. А так — я ж мимо вольер и не хожу, только по дорожке, что между домами.

    — А Виктор Ильич?

    — Ты чего, Лизок? — Марыся горестливо всплеснула руками. — Только по инструкции: мешочек с такой-то полки, столько-то граммов, насыпать туда-то. Или попроще: накосить тачку с горкой чего-то там за оврагом или наломать по три веника с березы, дуба и ольхи...

    — А почему по три? — зачарованно спросила Лиза, соблазняясь верхним блинчикои.

    — Инструкция должна быть точной и однозначно истолковываемой, — отчеканила Марыся. — Иначе мы бы с вашими родителями да с Лидкой с ума бы сошли. И не угодишь, и под ногами запутаешься.

    Лукавила, конечно, Марыся, и календари она все наизусть знала, и в сезонах охот не путалась, а уж руки ее можно было считать своими дополнительными. Спрашивать напрямую — толку мало, но Лиза решила попробовать.

    — То есть, в неваляшках ты ничего не понимаешь?

    — Яиц не высиживаю, — отрезала Марыся.

    — Ага...

    — Ну чего «ага»? Ты вообще, зачем приехала? Мы с Виктором Ильичем обе головы сломали, гадая. Он тебя пока вез, спрашивать пожалел, совсем, говорит, она в городе истощала и измучилась, может, нервишки к нам подлечить выбралась... Я с ним и согласная, давно пора — тебя сюда поработать, а Лидку — в город развеяться. Ну так что?

    Лиза промычала слабую отговорку про пару дней отпуска перед съемками и про каникулы театрального сезона, что почти совпадало с правдой: вырвалась она с трудом, еле-еле увязав графики.

    — А на самом деле? — Марыся, разумеется, пропустила эту ерунду мимо ушей.

    Лиза смутилась окончательно, а как иначе, если сидел перед ней человек, знающий ее только по трусости, кривым рукам и отлыниванию от работы. Человек, который помнит ее маленькой девочкой, но не видел триумфальных выступлений, не слышал оваций, не читал газет с интервью.

    — Мне кажется, что вы с Петром Ильичем вполне могли бы все подстроить, — брякнула девушка.

    Марыся оглянулась по сторонам и прижала палец к губам:

    — Да-да, понимаю, заговоры, козни и происки. Всюду враги, завистники и конкуренты. А мы тут причём?

    — Вы присылали мне неваляшку? Теть Марысь, ну скажи честно? Вы раскрасили яйцо и отправили на мое имя?

    — Так, девочка. Возвращайся домой, поработай и отдохни. Может, в голове что прояснится. Мы тебе что, на дальний кордон по зарослям потащимся за мифическим зверем? Или кладку разворошим? Или эту драгоценность куда-то за пределы территории без разрешения вынесем? Тварь живую по почте пошлем?

    Лиза рассмеялась и подняла руки ладонями вперед:

    — Сдаюсь-сдаюсь. Прости, что так подумала, но мечты твои по вовлечению меня в труды уж больно подозрительны. Пойду-ка я. И сделаю все наоборот: посплю, а потом поработаю.

    — Как была распустёхой, так и осталась, — пожала плечами Марыся. — На обед приходи, убогая, сама же не справишься.

 

    ***

 

    Поодаль раздавался странный стук. Вжи-и-ик-чик-бум! Лизе безумно хотелось спать, но Джек потянул ее в сторону, откуда доносился звук, а он, наверное, знал, как лучше поступить.

    Лес, окружающийстанцию, вверх по течению реки здорово редел, истончаясь в одинокие сосенки, поэтому проглядывался хорошо. Лиза предложила собаке вернуться за ружьем, но Джек зубами настойчиво прихватил ее руку и потянул вперед.

    — Нет, — испуганно сказала Лиза и пошла.

    До возвращения Лиды надо выполнять ее обязанности.

    Стук издавал лось, остервенело чешущий молодые рога о мох. Когда лопата, проскальзывая по влажной подстилке, упиралась в деревце, зверь пугался, отпрыгивал и ударялся о ствол всей тушей. Подслеповато оглядывался, прижимая уши, успокаивался, замирал, но через мгновение вновь срывался и утыкал голову в землю.

    А судя по похожим звукам, где-то вдалеке мучился второй лось. Или несколько.

    Лиза скосила глаза на собаку: Джек выглядел удовлетворенным. Волновался за лосей? Но сезон начинается чуть позже: когда красавцы начнут выяснять между собой отношения.

    — Пошли обратно, — сказала Лиза. — А я тебе пока объясню, почему с Марыси придется снять подозрения. Понимаешь, она ничем не выдала себя, когда мы говорили о яйце и посылке. Но яиц-то было два! А почта не простая, с курьером, то есть, яйцу мало что угрожало... Но она всего этого не знала и возмутилась, что я могла предположить, что она загубит живность, значит...

    Джек вдруг резко развернулся и приветливо завилял хвостом, но Лиза не успела отреагировать.

    На нее налетели сзади, бесцеремонно обхватили за плечи и нагло ткнулись колючей бородой куда-то между воротом телогрейки и щекой.

    — Ай! — воскликнула Лиза, пытаясь рассмотреть нападавшего. Тот по-прежнему держал ее руками и явно собирался повторить попытку своего странного действия. Мужик был огромный,бежевая телогрейка болталась на нем, не сходясь на широкой груди, и Лиза застряла, обхваченная чужими руками, запутавшаяся в распахнутых полах этой самой телогрейки, утыкаясь носом в какую-то подозрительную камуфляжную футболку с номером «четыре».

    Если бы она не была так испугана — вспомнила бы Д'Артаньяна и Портоса с золотой перевязью. Если бы не была такой уставшей — постаралась бы вырваться. Если бы находилась не одна-одинешенька в лесу — то сумела бы осадить нахала. Или нет, там, в настоящей жизни, ни один, даже самый развязный поклонник, не посмел бы не то что вот так поцеловать ее с налету, а даже заговорить без разрешения.

    На второй поцелуй она отреагировала только жалобным писком и мысленно попрощалась с жизнью, но, к счастью, через миг уже была отпущена и еле устояла на ногах.

    — Лидка, подпиши субботой, а? — неожиданно миролюбиво сказал бородатый псих, галантно поддерживая девушку. — Ну нам до тока почти сутки шлепать, давай, мы будто тебя там встретили?

    Лиза оттолкнула наглеца и проверила горло: нет, за него не хватались, но все равно казалось, что ее душили или топили.

    — Что... вы...

    — Ты почему без ружья? — вдруг нахмурился бородатый. — А если встретишь кого? Сейчас, знаешь, сколько головкинские и ховринские фирмы леваков пускают? Потом и бумажек не отыщут, кто шлялся.

    Слова были знакомые: заказывая билет, Лиза видела рекламу нескольких контор, обещающих выгодные условия оформления путевки, туда же входили жилье, питание, проезд. Это не банды. А вот что за тип стоит рядом...

    — Да ты вообще какая-то странная сегодня, не выспалась, что ли? Или, — он подмигнул, — Луна?

    Вот таких шуточек Лиза точно не переносила. Если до этого момента какая-то часть мозга и пыталась сообразить, как объяснять Лидиному знакомому, что он обознался, то теперь она... Резко передумала.

    — Не положено — не подпишу. — Подходите ровно с началом действия лицензии в офис.

    — Офи-и-ис? — протянул бородатый и вроде бы даже хотел ухватить Лизу снова, но отступил на шаг, немного склонил голову, обошел девушку и смущенно пожал плечами.

    Лиза стащила с волос заколку, выпуская рыжие локоны. По-киношному блестящая грива, видимо, и развеяла его подозрения.

    — Сестра, да? Она никогда не говорила, что вы так похожи.

 

    ***

 

    Расставшись с Александром, а именно так звали бородатого, оказавшегося вовсе не бандитом, а одним из егерей-проводников, Лиза дала себе слово не выходить без Лидиной двустволки даже за порог. Джек этот зарок одобрил, как любая хорошая подружейная собака, старую добрую охоту он уважал гораздо больше учетно-охранной деятельности. Но Лиза пояснила ему про самооборону — и он немного поутих, прекратив щенячьи прыжки и направившись на прочесывание окрестностей.

    Вольеры на станции встретили их требованиями еды и внимания.

    Ведро, мешок, лопата, мешок, миска, ведро, крупа, смесь, ведро, гранулы, гранулы с травками, гранулы с кристалликами минералов, сено, брикет, ведро, бр-р-р, подванивающие кости с ошметками мяса, быстрозавариваемая смесь, охлажденные птичьи лапки, ведро с... Нет, это лучше так дать, пусть носами крышку сдвигают, метла, топор...

    На топор Лизу уже не хватило. Огромное, смерзшееся в почти черный брикет, она разрубить не смогла. Какие там шесть фунтов в сыром виде отмерить, нет — и все.

    Девушка опустилась на лавку и выпустила топор из рук. Разделкой крупных туш все-таки традиционно занимались мужчины. И если Марысин муж до сих пор не сделал этого, значит, позавчера Лида кормила раненую рысь остатками от предыдущего куска.

    — Обойдешься сухим кормом, — предупредила Лиза.

    Рысь отвернулась, презрительно дернула ушами и запрятала голову между длинными лапами.

    Девушка виновато отступила и, вздохнув, подняла миску, полную мучных червей, перемешанных со сваренным вкрутую яйцом.

    Неваляшку как самого неприятного клиента она оставила напоследок.

    Но за полдня саламандра заметно похорошела, опушилась и приобрела яркие краски, да и общаться с ней оказалось проще.

    Потряхивая прикушенной, но терпимо ноющей левой рукой, Лиза задвинула щеколду.

    — Всё. Спать, — сообщила она Джеку, из последних сил заглядывая в свернутое рулоном расписание кормления. — До ужина мы никому не нужны, а он, к счастью, требуется не всем.

    К вечеру же выяснилось, что она многое напутала, пометка «двухразовое» означала как раз утро и вечер, возмущенное зверье, быстро уничтожившее внеплановое счастье, теперь требовало свое законное, а силы Лизы, впрочем, как и продукты, восстановиться не успели.

    — Я уже привыкла, что еды после восемнадцати часов не существует, совсем забыла, как здесь положено, — оправдываясь, сказала она Джеку. — И что ж теперь мне, заново возню начинать?

    С собакой-то оказалось проще всего — досыпать в миску. Но с остальными?

    Выбирая между наихудшим и наипротивнейшим вариантами, Лиза не успела ни окончательно разныться, ни развалиться на куски, — Джек предупредил ее о постороннем присутствии.

    Его стойка указывала на западный выход со станции, тот самый, по которому они вернулись днем. Чуть левее от входа...

 

    ***

 

    До обратного рейса оставалось совсем немного времени, и Лида, сдав саламандру под присмотр вокзальному ветеринару, решила заскочить еще в пару мест, подавив в себе желание тоже завернуться в рулон и отсидеться в нем до возвращения домой.

    Ключей от квартиры у нее не было, но Лида надеялась, что там будет Лизин приятель, в глаза которого ей бы хотелось посмотреть.

    В подъезд ее впустили без вопросов, только ответив на звонок домофона, а на пороге уже встретили ворчанием.

    — Трудно ключи достать? — спросила важно удаляющаяся в комнату мужская спина. — С такого матча отвлекла.

    Лиза прокралась в комнату: футбол, кто бы мог подумать.

    Что-то смутное... Он послал саламандру или не он? Отношения прохладные или матч очень важный?

    — Тебе кофе сварить? У меня через пять-восемь минут перерыв будет.

    — А что, до трех минут продлить могут?

    — Да, тут такое было, большая задержка... Нашего сбили, задели ногу, пытались отправить его на поле обратно, потом сдались и нашли замену, теперь у противников гора желтых, хоть кто пикнет — удаление. Но и нашим тяжело — без лучшего бомбардира, а мяч отыгрывать и еще забивать...

    — Ладно, не надо кофе, я сама сварю, — сказала Лида и пошла разведывать путь ванная-кухня.

    Оценив роскошь санузла и бесцеремонно вытерев руки Лизиным воздушным кремовым полотенцем, она открыла дверь и...

    Уперлась в широкую грудь Лизиного кавалера, облаченного в мягкий темно-фиолетовый халат.

    — Кто вы? — строго спросил он, не выпуская ее из ванной.

    И видно было, что не шутил. Одной рукой придерживал дверь, в другой у него висела телефонная трубка.

    — Не надо милицию звать, я сестра Лизы, — пояснила Лида. — Она меня попросила помочь.

    Кавалер нервно подкрутил завиток левого уса и отпустил дверь:

    — Кофе я вам все-таки сварю, но хотелось бы услышать пояснения.

    Лида проскочила в светлое помещение и робко уселась на край блестящего стула.

    — Вы говорите про футболистов, «наши» — это сборная? — спросила она.

    — Да, — удивленно ответил кавалер.

    — А почему вы не называли игроков по фамилиям? Неудобно же так пересказывать — только по общим названиям...

    — Это называется «амплуа», как и у нас, актеров. Поэтому такие пояснения Лизе понимать легче. А когда она понимает и не чувствует себя дурочкой, то и настроение имеет соответствующее. Я ее лишний раз и не расстраиваю, объясняю в общих чертах.

    — Понятно. А как вы поняли, что я — не она?

    — Лиза бы давно возмутилась, — мечтательно сказал Лизин кавалер, словно рисуя в воображении картину рассерженной Лизаветы. — И за то, что не встретил ее полноценно в коридоре, куртку ей не повесил, с нежностями не полез... О кофе не сразу вспомнила, повернуться к ней не потребовала. Да и вообще — походка другая.

    Лида быстро выпила кофе и распрощалась, обещая, что в ближайшие дни Лиза вернется и сама все расскажет.

    Нет, не он. Человек, который может терпеливо объяснять своей девушке ситуацию матча за несколько минут до окончания тайма, да еще когда команда в сложном положении, да еще когда девушке на саму игру чихать, да еще и предложить ей кофе...

    Но самое главное — прислушиваться в это время к ее словам и шагам!

    Нет, такой мужчина, пусть он ходит по дому в омерзительных халатах и носит пошлые усики, на подсылаемые в гримерку гадости никак не способен.

    И Лида, мысленно оправдав его, поспешила в почтовое отделение.

 

    ***

 

    — Животное или человек?

    Джек зарычал, подрагивая всем телом, и расшифровать это утверждение Лизе не удалось. Предполагая основное функциональное назначение собаки, похожей на легавую, Лиза подумала на дичь. Судя по его возбуждению и неуверенности — на крупную. Как бы ни было лень — оставлять подобное явление без реакции опасно.

    Про ружье на этот раз она вспомнила, но взяла больше для успокоения совести — не подразумевая стрельбу ни с какой целью. Отпугнуть если только...

    В подлеске шуршало что-то большое и серое. Джек прижался к ногам Лизы, не переставая рычать.

    Добыча, судя по указателю собачьего носа, постоянно перемещалась по дуге, словно пытаясь обойти их.

    — Добыча или охотник? — спросила Лиза, приподнимая ружье.

    Джек заскулил.

    — Я тебя не понимаю, — прошептала девушка, — я не знаю, какую систему знаков ты разработал с хозяйкой, но правило «никогда не стрелять на звук без полной уверенности, в кого собираешься палить», я хорошо помню. — К сожалению, ни разу не приходилось определять границы уверенности...

    Разворачиваться и уходить — нельзя.

    Страх, старый детский страх снова схватил ее. Зверь непредсказуем, зверь агрессивен, зверь безжалостен только лишь потому, что он зверь.

    Стрелять в него — опасно, убегать — панически страшно, продолжать стоять — невозможно. Больше всего хотелось визжать, закрыв лицо руками.

    Или он все-таки безопасный, но любопытный? Попробовать спугнуть?

    Лиза приподняла двустволку еще выше.

    Есть старые навыки, которые никогда никуда не денутся. Хватка, стойка, направление взгляда — все заучено и отработано.

    А вот вскидка, поводка и прицеливание уже требуют постоянных тренировок и анализа.

    Но не стрелять же на самом деле? Еще не хватало — прибить у Лидки под дверью особо ценный экземпляр невероятно тупого, но редкого животного. Всё страшно...

    Вскидка: угадать, куда, в какую сторону ломанётся зверь?

    Скорее всего, будет продолжать движение по дуге, исполняя план.

    Поводка: надо бы одновременно со вскидкой и вкладкой ружья в плечо.

    Прицеливание: следить за целью через мушку, а не разглядывать мушку на фоне цели.

    Именно это и получалось.

    Мушку Лиза видела четко, а вот цель вместе со своим укрытием слилась в единую массу. Эх, надо было больше тренироваться на стенде… Или это город так портит зрение?

    Джек добавил к рычанию скулеж.

    Лиза опустила ружье и глянула на пса, а тот словно пытался разорваться пополам, указывая носом в прежнем направлении, но одновременно разворачиваясь по часовой стрелке, следя за целью, двигающейся по той же дуге, но в обратном направлении.

    — Их двое? — тихо спросила Лиза, но все сомнения и так отпали сразу же, Джек расставил передние лапы и по очереди указал оба направления. Первое и второе.

    А потом снова первое — но уже гораздо левее. А потом правое — но еще правее.

    — Они нас окружают!

    В голове пронеслись строчки из пособия: «каждый выстрел производить обдуманно, с поправкой на меняющиеся условия, вспоминая отработанные на стенде ситуации».

    Или еще один полезный совет «выдерживать угловую скорость системы охотник-ружье, интенсивный вынос вперед — только для опытных и тренированных».

    Как ее выдерживать, если добыча движется нелинейно? А если их две?

    Она, конечно, могла бы попытаться «перехитрить», припоминая детские уроки с тарелочками и глиняными утками: сперва неспешно повести стволами и на нужном выносе нажать на спуск, затем ускоряя поводку за перепуганной дичью, на таком же упреждении производя последующие выстрелы...

    Но у нее в запасе всего два выстрела, то есть, даже при одной жертве выбирать не из чего.

    Напустить поближе, ударить навскидку, а затем с поводкой бить вторым точным выстрелом...

    Но вслепую? Да еще по двум целям?

    Бросить, отвлекая первую, в ее сторону палку, разобраться со второй, потом вернуться к первой? А если провокация только раздразнит?

    Обе цели, если верить носу Джека, замерли.

    Надо было на что-то решаться, и Лиза уже склонялась к визгу с последующим обмороком, но в этот момент ей подкинули новую загадку: собака зафиксировала третий объект. Посередине между первыми двумя. Третье существо ненадолго замешкалось — и рванулось в сторону второго, преследуя его.

    Лиза использовала эту подсказку и бросилась за первым, рассчитывая сначала хоть что-то разглядеть, а потом уже стрелять почти наверняка.

    Заросли расступились, глаза немного привыкли к мельтешению ветвей, девушка приостановилась и всмотрелась в теперь уже четко виднеющееся желто-бежевое пятно.

    — Вот ведь, — пробормотала она удивленно.

    Дичью оказался человек в обычной телогрейке, который теперь уже пятился вглубь леса, не разбирая дороги.

    — Я его взял! — раздался справа голос Александра. — Лида, ты как? Успела номер второго записать?

    Какие номера? Лес кругом...

    Человек вздрогнул и запахнул на груди полы телогрейки, пытаясь придержать их.

    Не животное.

    Лиза вздохнула и продолжила преследование. Не зверь — уже полегче. Даже если за ней охотятся страшные маньяки-насильники — в мыслях наступает ясность. Человек предсказуем, логичен и уязвим. С ним уже можно справиться.

    Номер — это, видимо, те цифры, которые она видела у Александра на футболке. Во время охоты, как она точно знала, номера прикрепляются поверх одежды, через плечо на грудь и спину повязкой на рукава.

    А до начала сезона или между выходами, вероятней всего, вход и в заповедник, и в часть охотхозяйства разрешен и так, лишь бы этот номер формально где-то присутствовал.

    Сама Лиза оформляла пропуск как гость, поэтому с требованием носить помеченную футболку не столкнулась. Человек прятал номер, боялся, что по нему может быть вычислен, значит, он находился здесь легально. Лиза быстро соображала, как поступить.

    Александр назвал ее именем сестры, значит... Действовать надо так, будто она — Лида.

    — Я его вижу, не уйдет, — крикнула она. — Но ты лучше поспеши.

    — Сейчас, только этого привяжу...

    Человек, которого преследовала Лиза, вновь заметался, пригнулся, подныривая под ветвь, но все равно уронил тонкую вязаную шапку:

    — Сероглазый блондин, среднего роста, телосложение обычное, уши, видимо, болят, раз он их прикрывает, — Лиза сообщала Александру информацию, одновременно продвигаясь вперед. — Шапка ничем не примечательна, — добавила она, снимая трофей с низкого кустарника. — Хотя... — Лиза посмотрела на изнаночную сторону, — тут номер нанесен. Сорок восемь.

    Позади раздался громогласный смех.

    — Все, можешь не бежать за идиотом. Стой там, я сейчас подойду.

    Сорок восьмой смачно выругался и растеряно почесал в затылке.

    Александр вывалился из зарослей, проломав себе путь напрямик. Коротко кивнув Лизе, он направился к «первой дичи», размахивая угрожающе красным удостоверением:

    — Какого... вы здесь устроили?

    — Мы ничего, мы только это... — сорок восьмой хлюпнул простуженным носом. — А чё там с Серым?

    — Отдыхает у березы. Вы с ума сошли, на егеря нападать?

    — Да мы просто... У нас и оружия нет, — сорок восьмой развел руки в стороны, демонстрируя и номер на футболке, и отсутствие чего-либо угрожающего на теле. — Поговорить хотели.

    Александр навис над ним, прибивая грозным взглядом к земле. Сорок восьмой чуть присел и пояснил:

    — Ну, то есть, сначала денег хотели предложить, чтоб тут кое-что нам записала, а потом решили — один отвлекает ее и в лес заманивает, а второй идет и печать у нее дома в это время ищет.

    Александр демонстративно отряхнул руки, вернулся к Лизе, взял ее под локоть и отвел чуть в сторону:

    — Не волнуйтесь, это и в самом деле полные идиоты, но хорошо, что я вовремя вернулся. Сейчас составим протокол и отпустим, а подпись и все прочее — уже после Лидкиного возвращения, угу?

    Лиза вздернула носик и смерила его презрительным взглядом:

    — Сам-то тоже за этим же возвращался, да? Вспомнил о недооформленной лицензии?

    Бородатый хмыкнул, достал из внутреннего кармана пластиковый конверт с бланками и спокойно сказал:

    — Не поверите, заволновался что-то.

    Сорок восьмой вытягивал шею в тщетной попытке разобрать слова и переминался с ноги на ногу.

    — Штрафом отделаетесь на первый раз, — успокоил его Александр.

    — А если не первый? — с тоской уточнил тот.

    — Продиктуете, запишем и первый. Что еще успели натворить? Судя по всему, вы из новичков-полупроводников, что-то рож мы ваших не знаем.

    — Не было ничего, — быстро исправился сорок восьмой.

    Александр хмыкнул:

    — Сами найдем.

    — А кто такие «полупроводники»? — не удержалась Лиза, заглядывая через плечо на быстро наносимые корявые строки.

    — Типа этих двух. Мелкие жулики из худой конторы. Охотников в лес ведут, а вывести не могут. И влипают, влипают, влипают во всякое... Будто в лесу им места мало.

    — Мы нормально группу вывели на прошлой неделе! — запротестовал было сорок восьмой, но заткнулся, испуганный донесшимся до них криком. — Серега, — прошептал он, — там же Серега!

    Александр снова бросился напролом. Лиза, не раздумывая, следом, лишь бы не оставаться больше одной. Сорок восьмой шлепал за ней.

    Серега отчаянно дергался, пытаясь хотя бы освободить руки.

    — Чего так нервничать, я ж не в крючковый самострел тебя посадил. — Александр мгновенно развязал узлы и многозначительно постучал по внутреннему кармашку. — Потом и на тебя допишу.

    Сорок восьмой помог подняться товарищу и потряс его:

    — Что случилось-то? Эй!

    Только сейчас Лиза заметила, что второй, а по номеру — сорок девятый — находится в каком-то оцепенении.

    — Там такая... — выдавил он и махнул рукой на кусты, увешанные мелкими синими плодами.

    — А ведь там кто-то есть, — кивнул Александр, прислушиваясь.

    Лиза же привычно посмотрела на Джека. Собака указывала туда же, но вперед явно не рвалась

    — Кто-то крупный, — добавил Александр. — Если бы кабан, то хрустел бы косточками, а если бы медведь — чавкал бы, не производя громких звуков. Я, признаться, в затруднении сказать, кто это... Ну и ну.

    Она вышла к ним, с трудом протягивая между деревьями длинное мохнатое тело. Огненно рыжая, с черными очками и тигровинами по спине и шее. С жесткой гривой и гребенчатым хвостом. Красивая, страшная и гораздо более впечатляющая, чем ее портреты в иллюстрированных справочниках.

    — С-с-с-с... — угрожающе приподнялась на лишенных шерсти мускулистых лапах и раскрыла пасть.

    — Меховая саламандра, — представил ее Александр, — яйца которой для простоты называются «неваляшками». Зрелые особи нам до нынешней минуты неизвестны... Поэтому попытаемся унести ноги, не навредив этому чуду ни физически, ни морально.

    — Думаю, она пришла за нами. Ее детеныш сидит в вольере на станции.

    — Зачем же вы его взяли?.. Или это не вы, а... — Александр замялся. — С ума совсем сошли?

    — Это мы их взяли, в прошлый раз, — встрял сорок восьмой. — Но мы вернули, когда почитали и поняли, на что нарвались.

    — Куда вернули, бестолочи? — взвилась Лиза. Ее невыносимый ночной кошмар, самый неизгладимый след «старой» жизни явно собирался покончить с ними со всеми, начиная с Лизы. Сопротивляться или убегать бесполезно — это конец. Никак нельзя ей было возвращаться в лес, даже для того, чтобы поболтать с сестрой, судьба не даст второго шанса унести ноги.

    Но откуда-то все же находятся силы на разговор.

    — Она сейчас пройдет через нас, растоптав и перекусив. А потом заберет свою детку из клетки, они вернутся и уже вместе доедят остаточки, — произнесла Лиза, осознавая, что саламандра, Александр, оба проводника из турфирмы и окружающие их деревья начинают вращаться вокруг нее. Вот уже никого не видно, только верхушки вертятся и бледное небо над ними... Под Лидин голос, закручивающийся вместе с ними.

    — Забирай и уходи. Вот. Я положила и отошла. Уходи. Мы не причиним вам вреда.

    Конец этого мира для Лизы явно откладывался. Она с изумлением обнаружила, что жива, но стоит на четвереньках, привалившись боком к стволу дерева и еле удерживаясь, чтобы не клюнуть носом влажную землю. Рядом поскуливал Джек.

    Лиза оперлась на собаку, вцепившись в ошейник, и с трудом приподнялась.

    Чуть впереди Лида с Александром деловито измеряли рулеткой широкие следы и издавали восхищенные возгласы, прикидывая и уточняя габаритный размер их обладательницы.

    Сорой восьмой и сорок девятый передавали друг другу плоскую фляжку и что-то обсуждали.

    Лида обернулась и помахала рукой:

    — Я так и думала, что ты в порядке. Видела ее, да? Видела? Ух! Как она его на спину себе закинула и пошла так еще величественно...

    Лиза быстро осмотрела себя и провела рукой по голове, телу и ногам: вроде все цело, драгоценная внешность не нарушена.

    — Ты успела зайти на станцию за детенышем?

    — Нет, я поймала того, что из второго яйца.

    — Мать оставила его одного и пошла за первым?

    Лида покачала головой и обратилась к Александру:

    — Сашк, помоги ей дойти до дома, и заварите чай. А я сейчас все допишу, вот тут еще зарисую... Или слепок сделать?

    Лида металась с приседаниями и бормотаниями, ее безумный друг, или, вероятнее сказать, близкий бородатый друг, или лучше...

    Да ну их обоих.

    Теперь Лиза с чистой совестью могла вернуться в домик и лечь спать до утра. Даже кормление можно свалить на эту парочку извращенцев или на вон ту парочку недоумков, пусть исправительными работами штраф оплачивают, или они уже пьяные и их все равно нельзя подпускать?

    Все. Достало.

    Лиза, кажется, дошла, что-то из теплой одежды с себя сняла и упала.

 

    ***

 

    Разбудил ее негромкий разговор и раздражающее любезничание.

    Лиза и Александр сидели с опустевшими чашками, трепались о событиях последних часов и обменивались такими же мерзкими шутками, как про луну и полупроводников. Зря Марыся жалела Лиду за одинокую жизнь — здесь народу шляется больше, чем в гримерке, а уж с личным у сестры точно все в порядке.

    — Я тоже хочу послушать, — проворчала Лиза, завернулась в теплое, но колючее одеяло, которым кто-то укрыл ее, и подсела к столу. — Что все это было?

    — Понимаешь, мы часто делаем не те выводы, — сказала Лида, наливая ей чая. — Если по весне вскрытие тушек птиц показывает наличие в них хвои сосны, то это служит верным признаком напряженного положения с зимними кормами, а вовсе не обилием хвойных лесов...

    — И вам обоим приятного аппетита, — фыркнула Лиза.

    — Хорошо, другой пример. Если у рыси возрастает активность в охоте на косулю, то с численностью косуль это никак не связано. А истоки надо искать в периоде депрессии зайца...

    — На подобных долгих вступлениях и пояснениях героя или героини у меня в сценариях стоит пометка «раздевается до...», это делается, чтобы удержать зрителя в зале, — Лиза начинала сердиться.

    Лида улыбнулась:

    — Завтра мы с тобой обсудим наши приключения, а сейчас — боюсь, Саша уже не выдержит повтора. — Заметив, что сестра шутливо замахивается на нее, Лида улыбнулась еще раз. — Если коротко — то произошла путаница. Яйца не собирались посылать тебе, их хотели вернуть обратно сюда. Нарушителей, позарившихся на них, ты видела. Мозгов этим ребятам не досталось, неприятностей они нам еще много принесут, если их контора раньше не уволит, так вот, они даже бланки на почте заполнить не могут. Имя и адрес получателя они написали, потом дошли до имени отправителя, задергались, захотели анонимности, зачеркнули, взяли чистый, написали имя, поняли, что без последних строк у них заказ не примут… Бросили все, положили сверху несколько купюр и убежали. Но среди почтовых работников оказались твои «опытные» работники, которые заказ отменять не стали, потому что…

    Лиза затаила дыхание:

    — Дальше давай быстрее, театральные паузы ты все равно держать не умеешь, мимика никуда негодная

    — Потому что через разные почтовые отделения, даже через те, рядом с которыми нет ни театров, ни студий, постоянно идут корзины с цветами, игрушки, коробки с конфетами, просто письма и просто открытки, на которых из информации только «Лизавете Бабочкиной» или просто «Л. Бабочкиной». Некоторые поклонники, оказывается, такие стеснительные… Поэтому, особо не удивившись надписи «Л. Бабочкиной», почтовики убедились, что в ней всего лишь детская неваляшка, и отправили посылку на студию, где сейчас тебя вероятней сейчас найти, потому что официальный адрес от публики скрыт.

    Лиза картинно возвела глазки к потолку.

    — Но и я не сразу догадалась... Сейчас так стыдно, Марысю с Ильичем я сразу исключила, но ведь на стольких людей успела плохо подумать, а они либо тебя любят, либо просто хорошо относятся. Ладно. Спать. Ты успокоилась?

    — Да. Спасибо.

    Лиза подошла к сестре и обняла ее.

    — Тебе спасибо. Я видела, как ты хорошо со всем справляешься тут. Может, вернешься?

    Лиза отпрыгнула, как обожженная.

    Сюда, в «старую» жизнь? К круглосуточному труду и прогулкам по колючкам? Плечики лямками рюкзака и ружей натирать? Круглый год в телогреечке, потому что положено? Мужиков типа этого жуткого Саши встречать?

    — Ни за что.

    — Да? А вот я бы к тебе переехала...

    Лиза не поверила ни на миг.

    — Серьезно?

    — Конечно, нет. Видела я твою квартирку — ничего так, но тоска-а-а. Подоконники протирать, десять полотенец ежедневно менять, пыль стряхивать, рыбок кормить — я бы не выдержала. Но что-то в такой жизни есть... Погостить я бы рискнула.

    Лида вытянула вперед руку и полюбовалась маникюром.

    Лиза сжала ее ладонь своей, обветренной за сутки.

    — Буду ждать с нетерпением, — сказала она, посмотрела сестре в глаза и поняла, что этого мало. — И сама постараюсь приезжать. В отпуск. Ну, отдохнуть.

 

    

 

 

 

 

      

Сайт создан в системе uCoz