Сторож заброшенного лагеря

Собаки смотрели на дымящуюся кашу с таким вожделением, что Роман чуть было не отдал им ее сразу. Но наказ Петра Ивановича: «Не вздумай животным горячее давать, узнаю – выгоню» запомнен был слишком хорошо. Как горячее блюдо могло повредить этим полубродячим зверюгам, готовым съесть все, что поймали, закусить тем, что украли, и завершить трапезу тем, что нашли выброшенным — Роман не знал.

Но сердить единственного человека, который не охал и не ахал, а спокойно протянул ему руку помощи и предложил вполне достойный выход, он бы не хотел.

Рецептуру он выдерживал, с температурой не шутил. Найда, Тарзан и Белогрудый уважали уверенность. Раз поставил тарелку на хлипкие перильца веранды, то так и надо. Собаки не спорили. Уселись в ряд и принялись демонстративно зевать по очереди, будто им ничего не надо.

Еще в начале апреля Роман их боялся, и не скрывал этого. Огромные, тяжелые, со следами недавней линьки, они показались ему похожими на пиратов, пережидающих бурю в тихой гавани. Сходство усиливалось тем, что Тарзан и Найда прихрамывали, а Белогрудый ходил вразвалочку, будто не до конца доверял подозрительной суше.

Они поочередно следили за Романом, когда он выбирался в деревню, нагло потягивались поперек тропинки, когда он бежал к туалетам, и без зазрения совести засовывали ободранные черные носы в его вещи.

Но со всем этим приходилось мириться. Собаки прилагались в комплекте к укромному местечку, названному Петром Ивановичем «то, что тебе сейчас надо».

То, что оказалось нужным Роману, оказалось бывшим пионерским лагерем и будущим поселком. Должность, предложенная любимым дядюшкой, звучала немного обидно: «сторож», да выбирать особо не приходилось.

Главное достоинство — прописку и справку из военкомата при оформлении на работу не спрашивают. В деревне, состоящей из старых избушек и новомодных хором, пришлыми не интересовались. Единственный магазинчик посещала настолько смешанная публика, что Роману, как благовоспитанному столичному юноше из хорошей семьи, оставалось только удивляться, насколько же плохо он знает мир.

Но выбирался он туда лишь по необходимости, занятий хватало и в самом лагере.

Аж четыре обхода куска земли в семь гектаров в течение суток. Между ними — время, отведенное под труды в свою пользу. Труды заключались в том, что Роман сидел над стареньким ноутбуком и выполнял расчеты для своего приятеля. Работа не особо интеллектуальная, пользы уму не приносящая, зато немного успокаивающая насчет денег. Приятель честно переводил их на счет Романа, и тому становилось хоть немного, да легче: молодость уходила не зря. И потерпеть оставалось всего лишь до осени...

Нет, он не был преступником, ожидающим истечения срока давности. И не скрывался от алиментов. И не пытался уберечься от соблазнов большого города путем насильно введенного здорового отдыха на природе. Нет, Роман всего лишь ожидал зачисления в аспирантуру, которое должно было состояться в середине осени. Диплом у него был синего цвета, поэтому в весенний прием документы взяли условно, придерживая места для отличников. Несмотря на то, что желающие не особенно-то и ломились, родной институт имитировал конкурс достаточно достоверно. Роман сдал вступительные экзамены, предъявил план работы и... Остался ожидать решения до октября. А все это время должен был пребывать в "подвешенном состоянии". Сунуться некуда, военкомат не спит, места лаборантов на кафедре уже заняты теми, кто хочет числиться на них до определенного возраста.

Девушки, у которой можно было бы провести это время, под рукой нет, оставаться дома – неуютно. Мамин брат, Петр Иванович, предложил выход, и Роман им воспользовался.

— Правда, там немного необычно, но ты привыкнешь, — хмыкнул дядя.

Когда Роман увидел деревянный сарайчик, стоящий на краю гигантской поляны, красно-белые ленточки, размечающие контуры будущих домиков, и единственное одноэтажное здание, состоящее из двух рядов туалетных кабинок и душевой комнаты без задней стенки, он понял, что привыкать придется долго.

— Так здесь невозможно жить, — пробормотал он...

— Да ты что! — искренне удивился дядя. — Я бы и сам здесь на лето остался, но жена не пустит. Воздух удивительный, кругом лес. Вон оттуда, с обрыва вид открывается — закачаешься. Хочешь, на поля смотри, а хочешь — на деревню. Я тебе бинокль оставлю, будешь за богатейскими дочками наблюдать. Они знаешь, любят в свои бассейны без купальников нырять...

— Дядь Петь, — с тоской протянул Роман, кутаясь в теплую куртку и пряча нос в шарфе, — не до бассейнов, дубак-то еще вокруг...

— Так летом они ныряют, не сейчас.

— До лета еще дожить надо... А как это сделать? Сарайка хлипкий, удобств никаких, кругом грязища...

Петр Иванович нахмурился и изменил тон на деловой:

— Зато перестанешь матери нервы трепать, как ты волнуешься и чего-то там выдуманного боишься. Здесь тебя никто не достанет. Хочешь — подрабатывай, ты же всегда нам твердил, что с компом и сетью нигде не пропадешь. Хочешь — диссертацию начинай писать. Материал и отсюда собирать можно. Хочешь — за роман садись, ты же у нас непризнанный гений, тебе бы время и покой.

Роман шмыгнул носом и понял, что чудесная спокойная жизнь начнется с простуды. На таком-то ветру…

— Ты там что, растрогался? — поинтересовался Петр Иванович. — Сбываются мечты? Не надейся, это все до октября только, потом работы строительные начнутся. Тишина примерно до середины лета будет, а потом по нарастающей, ну и пока всерьез не займутся. Тогда тебя отсюда и попросят, желающие на домик найдутся. Наслаждайся!

— Да я... Я со скуки помру, тут даже поговорить не с кем.

— Ну, компания для «поговорить» тебе найдется, не волнуйся.

Компания нашлась в первый же вечер.

Немного необычная, но после первой же чашки чая с медом Роман уже не удивлялся.

***

Их звали Коврушка и Бидонка. Причем Коврушка говорила о себе в женском роде, а Бидонка предпочитал выступать в мужском. Были они маленькие, но невероятно болтливые. Роман пытался разглядеть их повнимательнее, но при попытке сфокусироваться хоть на одном из них в глазах сразу появлялись золотые звездочки, а изображения начинали накладываться одно на другое.

— Не стоит, Ро-о-омка, — хихикала Коврушка, — опасное это дело. Либо лбом в дверь стукнешься, либо чашку в ухо понесешь.

— Да привыкнешь, не волнуйся. Научишься еще различать, — добродушно успокаивал Бидонка. — Не думай об этом и все. И не пытайся «поймать». Человек ты хороший, быстро разберешься.

Не смотреть на собеседников, которые сидят на столе и подливают чай, трудно, но можно. Роман разглядывал сучки на стенках, крутил в руках заварочный чайник, вдумчиво изучал сушку и уже к концу вечера понимал, что Коврушка смахивает на плохо сплетенный коврик, а Бидонка на тот самый эмалированный сосуд, с которым тетки в деревнях ходят за молоком к соседке.

Но возможно, Коврушка состояла из завязанных узелками половичков, а Бидонка походил на мягкого ежика в шляпе с плоской тульей.

— Собак корми, в деревне не хулигань, в лес не ходи, — деловито повторяла Коврушка, — а в остальном мы тебе поможем. На то и завелись в домике...

На следующее утро Роман понял, что его почти ничего не раздражает. Ночевать в сарайке тепло, диван, хоть и старый, но удобный, из щелей не дует. Вокруг тишина и благодать.

Собаки опасные, но договориться с ними можно. Наловчиться с... удобствами тоже нетрудно. Можно даже с комфортом побриться, если возникнет желание. От продувного ветра спасает куртка, а обходы лагеря позволяют размять затекшие ноги.

Коврушка подсказывала с готовкой и бытовыми мелочами, Бидонка рассказывал про остальных обитателей лагеря и леса, Роману невидимых.

— Вот смотри, Найда будущий дом по периметру обходит, думаешь, ей ленточка мешает внутрь пройти? Нет, это коттеджник уже свои владения отметил. Найда — псина дворовая, ей внутрь хода нет. А грибы, что мы собрали сегодня поутру, насушим, перемешаем с шишками и отнесем в подарок кому?

— Полулешему, — отвечал Роман. Память хорошая, чего уж не запомнить... Самые страшные грибы, бледно-серые с малиновой шляпкой, похожие на окостеневших медуз, положены лешим любого ранга. А уж обычные можно и себе собирать, только не под лешаковскими деревьями.

Вечерами Коврушка с Бидонкой напивались йогурта из деревенского магазина и становились особенно словоохотливы.

Тогда Роман и пытался выяснить, кто же они такие. В нечисть, заводящуюся в старых тряпках, коврах и одеялах, он еще мог поверить, но в жителей старой посуды...

— Но ты представь, Роман! Была у тебя кастрюля, она прохудилась, ты купил новую, а старую не выкинул. Потом и эта прохудилась, а ты ее тоже сохранил. И купил новую. Потом...

— Да я понял! — горячился Роман. — А бидонные-то когда заведутся?

— А когда все это уже неприличным станет. Когда у тебя в кухонных ящиках и на антресолях столько старой посуды скопится, что это уже ненормально. А в лагере посуду не выкидывали, даже списанную. Вдруг пригодится...

— Но потом что с вами происходит? Если выкинуть посуду?

— А что с тобой произойдет, если сейчас в лес тебя выгнать, а домик перепрятать? — хихикала Коврушка, подпрыгивая от веселья и засыпая стол песком и пылью.

— Да ну тебя, что ж ты его все пугаешь, — отмахивался Бидонка. — А ты глупые вопросы не задавай, не маленький.

— Но ведь к осени приедут строители, наверняка придется избавиться от мусора, — бормотал Роман, пока в один из вечеров Бидонка не заверил его, что в подобном случае спокойно переселится вместе со всей горой утвари на свалку.

— Не волнуйся, я достаточно крепкий.

И они с Коврушкой затягивали печальную, но мелодичную песнь.

***

Девушка появилась поздно вечером, почти ночью.

Продрогшая, в сером платьице с убогой вышивкой, босая. Туфли она держала в руках, видно не смогла пробраться в них по размытой земле, а старую асфальтовую дорожку в темноте не нашла.

Постучалась она отчаянно, в домик почти вбежала. Коврушке и Бидонке не удивилась, забилась на диван с ногами и благодарно вцепилась в чашку с горячим молоком.

Роман помог Коврушке накормить и обустроить гостью, сам проследил, чтобы в ужине оказалось не очень много пыли и ковровых ниток с узелками. Уступил диван и кое-что из одежды.

В его сером свитере и подвернутых джинсах она смотрелась смешно, но мило. Бледненькая, с заостренным носиком и забранными в хвост волосами, она производила бы жалкое впечатление, но все меняли сердитые, горящие глаза. В домике даже как будто стало светлей с ее появлением.

— Холодный май в этом году, — заметил Бидонка.

— Уже май? — откликнулась гостья. — Надо же, а для меня все дни одинаковые, я и не замечаю календарных дат.

— Бывает, — вздохнула Коврушка. — Я иногда так с хозяйством умаюсь, что день с ночью путаю.

Роман хмыкнул. Коврушка и в самом деле часто путала день с ночью. Проспит на пороге до полуночи, потом опомнится и ну греметь и сверкать. Колдовала она со звяканьем, тресканьем и хлопками, заполняя домик клубами цветной пыли. Потом, когда облака развеивались, можно было обнаружить чистоту и порядок, а иногда и завтрак, обед и ужин на завтрашний день. «Иногда», потому что чаще в ней жил строгий воспитатель, считающий, что человек все должен делать своими руками. И Роман, из последних сил раскрывая сонливые глаза, полночи выслушивал рецепты пирожков и составлял списки покупок на следующий поход в магазин.

При этом с расчетами по набранной у приятеля работе она никогда не помогала, а уж просьба дописать хоть пару предложений в будущий роман, чтобы сдвинуть его с места, вызывала заливистый смех.

Бидонка подлил девушке чая в ту самую кружку, из которой она только что пила козье молоко, и преувеличенно заботливо поинтересовался:

— Надолго к нам в гости, красавица?

Девушка залпом осушила чашку, даже не охнув от почти не остывшего кипятка, и пожала плечами:

— Не знаю пока. Ничего не знаю. Что... Как быть... Потом скажу, завтра. Вы ведь меня не прогоните?

Все трое хором заверили ее, что не прогонят. И пусть думает и размышляет, сколько ей захочется.

До осени они невероятно гостеприимны.

Чуть позже, уступив девушке диван и постелив себе в углу на старых ящиках с «необходимыми в хозяйстве вещами, не трогай, дурачок, всё равно ничего в строительстве и ремонте не понимаешь», Роман выбрался на крылечко с ноутбуком и мечтательно посмотрел на полное сытых, разросшихся по весне звезд, небо.

Тарзан улегся возле его ног и деловито занялся блохами. Роман почесал ему бок носком ботинка и отложил ноут на ступеньку рядом.

Какая уж тут работа, когда на голову сваливается загадочная девица, сообщает о себе лишь нейтральное имя «Ника» и занимает единственное спальное место в доме.

И ладно бы неудобство было только в отобранном диване! Но что она вообще из себя представляет, и как себя с ней вести?

С одной стороны, за симпатичной девушкой можно и поухаживать. С другой — неизвестно, какой именно вид нечисти она из себя представляет.

То, что не особо опасной, это понятно. Упыриху или перерожденную ведьму Коврушка с Бидонкой в дом бы не пустили. Лешачиха сама не полезла бы. Нет, те, которые недолешие, по молодости еще могли бы сунуться, но размазало их еще бы на первых ступеньках, защитой по периметру Бидонка особо гордился.

Кто остается? Утопушки, то есть русалки по недосмылию, да самотопки. Те, которые от несчастной любви или по глупости в воду кидались. Но самотопки отпадают сразу, не похожа Ника на слабовольное создание. Утопушка? А почему тогда не мокрая?

Ника точно появилась сухой и без ручьев воды. Дрожала, стучала зубами, но луж за собой не оставляла.

Для жертвы маньяка она была слишком... Эээ... Целой. Для сгинувшей в лесу заблудшей души слишком разговорчивой, Бидонка говорил, что те обычно перед смертью дар речи теряют.

Ну а чисто лесной жительницей она тоже быть не могла. Во-первых, он ее смог разглядеть, что отсекало половину возможных вариантов. Во-вторых, она явно привыкла к одежде, что выдает хоть и бывшего, но человека.

Так ни до чего и не додумавшись, Роман обошел лагерь, повесил замок на шлагбаум (будущие покупатели приезжали почти каждый день, ругали пейзаж, морщили нос на близлежащую деревню и норовили перетянуть ленточки-контуры по-своему) и отправился спать.

***

Утром девушки в домике не оказалось.

Коврушка, судя по всему, отнеслась к Нике с симпатией: завтрак сервировала аккуратно и на продукты не поскупилась. Нарезка, творожок, масло, булки, омлет, картошка с селедочкой, овсянка и несколько йогуртов на выбор. Роман с тоской подумал, что в магазин придется бежать в ближайшее время.

— А сама она где?

— Ей что-то не спится, — хихикнула Коврушка. — Проснулась с рассветом, ворочалась, ругалась на неудобство дивана и скрипучие половицы, потом поинтересовалась, кто ты такой, что между вами было и много ли она выпила, затем спросила про туалет и душ, долго бегала туда-обратно, хватая из сумочки то расческу, то пудреницу, потом заскучала и вызвалась покормить собак, сказала, что очень их любит. Я ей выдала ковшик с кашей, вон сейчас, на крыльце, болтает с нашими зверюгами.

Пока Коврушка трещала, Роман смотрел на раскрытую сумку гостьи, борясь с искушением порыться к ней.

Дешевая пляжная сумка без молнии, с двумя короткими соломенными ручками. На боку аляповатый рисунок с изображением чернявой женской головы. Из сумки торчит щетка для волос, пакет одноразовых платков и каблук одной из туфелек.

Роман невольно хмыкнул, представляя, как девица не смогла найти для обуви более подходящего места и сунула ее в сумку.

Все-таки, жертва маньяка. У тех точно с головой плохо становится.

Засунуть в сумку нос Роман не решился. Нечисть нечистью, но он-то пока жив, здоров и имеет почти чистую совесть.

Он поблагодарил Коврушку кивком головы и вышел на крыльцо.

В драной телогрейке и засаленной беретке Ника выглядела совсем смешно. Девушка стояла на нижней ступеньке и наблюдала за собаками, засунув руки в карманы. Прислушавшись, Роман разобрал ее бормотание.

— Хорошо вам, живете и не задумываетесь. Все готовое, дел никаких. И ничего вам не надо. А понять, откуда и что берется, это и не нужно, правда? Или вы верите в чудеса? Вот ты, рыжий, веришь в волшебство?

Белогрудый заурчал и лениво махнул хвостом. Из всей троицы он был самый отзывчивый, Найда и Тарзан во время еды глохли начисто.

— И там все не так, и здесь все как-то странно. Не соображу, что именно...

Роман деликатно кашлянул, и девушка чуть не подпрыгнула.

— Если будете сильно приставать, они могут огрызнуться.

Ника презрительно посмотрела на него и выразительно потрясла пустым ковшиком.

— Не на что им огрызаться. Кашу я раздала по отдельным мискам, обращалась вежливо, гладить не лезла, на пищу не посягаю. Что ж они, совсем дурные. А вот вы зря так подкрадываетесь, я бы могла завизжать от неожиданности и спровоцировать нападение.

«Нет, ну не волки же ее в лесу загрызли, — подумал Роман, — те бы столько вкусного мяса не бросили, да и не похожа она на столь беззаботное создание, чтобы в самую чащу забрести».

— Что вы на меня так смотрите? — девушка запахнула телогрейку, накинутую на одну из футболок Романа, и выставила перед собой ковшик, словно пытаясь им закрыться или отгородиться.

— Поговорить хотел, — миролюбиво улыбнулся Роман, но девушка отреагировала как-то странно.

Она посмотрела на него сквозь дырку в днище ковша. Посмотрела сердито и почти безумно.

Хлопающий ресницами глаз в прожженной дырке рассмешил Романа, но девица разъярилась по-настоящему.

— Что же это такое, а? Что у вас тут такое творится, я спрашиваю? Эта посудина... — обвинительно вытянутая рука ткнула Романа ковшом почти в самый нос. — Я же совсем недавно выносила в ней горячую кашу! Обжигающе горячую кашу! И студила ее вот на этих перилах. А потом разливала по мискам. Жидкую кашу! Но как? Как это возможно с вот такенной дырищей? Ни одна капля не вылилась!

Роман в изумлении отступил, а девушка продолжала возмущаться.

— Джинсы ваши на мне сегодня сидят, как влитые. Ну ладно, за ночь я подросла и поправилась, но не могла же я сменить пол? Или вы изначально дали мне джинсы женского покроя, а я по невнимательности не заметила?

Женских джинсов у Романа не было. Не гостили у него столь забывчивые подружки. Да они вообще про этот лагерь не знали.

— И как, я вас спрашиваю, как возможно, что в душе тепло, нет сквозняков, и идет горячая вода, если канализационные трубы отрезаны, а в помещении не хватает стены?

И тут Роман растерялся окончательно. Про любовь Бидонки к управлению эмалированными предметами можно было и не знать. В конце концов, это его личный пунктик: ни одного предмета кухонной утвари не выкидывать. Подумаешь, дыра, ее легко можно залепить чарами, не отказываться же ради такого пустяка от этой восхитительной громыхалки желтого цвета с красными розами по бокам!

Но нечисть, которая интересуется источниками горячей воды в душе, это уже за пределами разумного.

Роман быстро заскочил в домик и захлопнул за собой дверь.

— Дай швабру, — прошептал он ошеломленной Коврушке.

— Зачем? Насорили на ступеньках? Так собаки оближут.

— Дверь припру, — проворчал Роман, накидывая крючок на петлю. — Что это такое у нас в гостях, а?

Коврушка подскочила к подоконнику, подтянулась, зацепилась за штору и прильнула к стеклу.

— А кто там? Ника. Она вчера пришла. Милая девушка. Больше никого не вижу.

— Что милая, я и сам вижу. Но кто она?

— Понятия не имею. Заглянула бы в паспорт, но она без документов пришла, — ехидно подмигнула Коврушка, и Роман понял, что его терзания по поводу ворошения чужих вещей не остались незамеченными.

— Да по вашей Классификации дурацкой. Мавка? Древесная душка? Оборотень? Почему она ни о чем не знает?

Коврушка с любопытством посмотрела в окно:

— Эта-то? Человек, такой же, как и ты. Вон как переступает с ноги на ногу, замерзла, наверное, после душа. Ты бы впустил ее внутрь, а то совсем окоченеет.

— Но она с вами вчера разговаривала!

— Я же говорю, милая девушка, не гнушается простыми собеседниками, — Коврушка уже откровенно веселилась.

— А про чашку почему не заметила? Бидонка вчера колдовал при ней, от молока отмыл заклинанием, чтобы чай налить. Она ничего не сказала, будто так и надо.

— Не до этого ей вчера было. Сам же видел, нервы у нее на пределе, устала, голодная. Подумаешь, козье молоко и чай в одном сосуде... Они и не заметила ничего.

Роман осекся и виновато оглянулся на дверь.

Вот чудак, испугался неизвестно чего, психанул. Как теперь смотреть Нике в глаза?

— Коврушечка, — виновато позвал он. — Ты хоть подскажи про нее что-нибудь. Чтобы я совсем идиотом не выглядел. А я тебя, как солнышко выглянет, вывешу проветриться.

— Ладно уж, — Коврушка была очень отзывчивой и долго морочить голову не умела, — скажу, но ты про солнышко не забывай, а то от этой сырости бесконечной уже все складки плесневеют. Босоножки эти у нее, — кивок в сторону сумки, — от Sergio Rossi, тридцать четыре тысячи рублей стоят. Платье McQ, около пятнадцати. Сумка Red Wall тоже под тридцатник. Белье...

— Не надо про белье, — смутился Роман, — я понял. Тряпки у нее не простые. Но откуда тогда...

— А дальше узнавай все сам. Негоже нам в людские дела вмешиваться, — отрезала Коврушка.

Роман вздохнул, набрался храбрости и распахнул дверь.

***

Ника не стала долго отпираться. На предложение рассказать о себе подробно изложила нехитрую историю.

Звали ее и в самом деле Ника. Ей было двадцать четыре года. Замужем. Сначала счастливо, потом не очень, а в конце концов и вовсе нестерпимо. Квартиру в Соколином гнезде она охарактеризовала как позолоченную клетку, а семейную жизнь как бесконечное театральное представление. В том смысле, что все это было достаточно обеспеченно, но при этом изображало нечто большее.

Роман чувствовал, что не понимает ни единого слова, но многовековые способности нечисти помогли ему разобраться.

— Ромка, перевожу: муж ее имеет много денег, но делает вид, что их еще больше. А ее жизнь удобна, комфортна, но слишком часто ей приходится в этом всех убеждать и подтверждать. Настолько часто, что она перестала получать удовольствие, — доложил Бидонка.

Коврушка громко всхлипывала в наволочку.

Ника поморщилась и пояснила:

— Не только перестала радоваться... Понимаете, я начала мучиться. Большую машину трудно парковать, круглосуточно ходить на шпильках больно для ног, а постоянные полеты на модные курорты — это издевательство. Я не понимаю, что такое выходные у моря, и почему я должна чувствовать себя лучше тех счастливцев, что остаются лежать на пляже еще две недели. Пусть они вернутся туда лишь через год, а мы через месяц... Но я-то хожу вечно голодной. На работу меня не выпускают, гулять негде, рукоделия я не переношу... Но нет, нос вверх и улыбайся.

При слове «море» Коврушка мечтательно улыбнулась, а Роман вспомнил, что у нее в клубке вплетена пара пляжных полотенец.

— Поговорила бы с мужем и все, — сказал Бидонка. — Не такая уж и трудная у тебя доля.

Лицо Ники окаменело:

— Нет. Как только я поняла, что в мыслях мужа занимаю столько же места, как и любимые наручные часы, я прекратила попытки что-то доказать. Вы бы стали выслушивать возмущение часов, которые недовольны тем, что на ночь их кладут на тумбочку?

— Но если часы сигнализируют о необходимости замены батарейки? — Роману было жаль Нику, и она ему почти нравилась, но нытья на тему мелкого жемчуга он никогда не понимал.

— А если часы механические, и для завода не нужна батарейка, но требуются личные усилия? — выпалила Ника и залилась краской.

Роман пожал плечами, а Коврушка тактично перевела разговор на другую тему.

Постепенно они выяснили, что в разводе муж Нике отказывал, слушать ее перестал окончательно, а недавно заявил, что скоро он перевезет ее на свежий воздух, потому что сам поднялся вверх на очередную ступеньку, и держать жену в городе стало неприлично.

Он снял готовый особняк и прикупил себе местечко под застройку.

— И вот, просидела я неделю на той съемной даче — взвыла. А вчера он привез меня в эту дыру и показал тот квадратик, на котором мы будем вскоре жить. Я как посмотрела на этот кусок земли, обтянутый ленточкой, мамочки, лучше бы он на кладбище привез и мою будущую могилку показал!

— А что, еще не приобрел? — хрюкнул Бидонка, получил от Коврушки удар по крышке и с грохотом полетел со стола на пол.

Ника лязгнула зубами.

— Была и об этом речь. Нет, пока не приобрел, никак не решится, где престижней. Но я уже и здесь готова. Лечь и пусть закапывает. Кругом ни души, холодина, ветер этот, внизу деревня с пьяницами, речка замусоренная, брр... И собаку отказался заводить. Я думаю, хоть собаку можно здесь выгуливать всласть, а он показал на этих ваших: «Тут свои имеются, если хочешь, можешь комнатную шавку купить, только на улицу с ней не ходи, съедят».

— Зачем им собаку есть, разве в лесу мыши кончились? — удивился Бидонка.

— Да не понимает он ничего. Ни в женах, ни в собаках! И я не выдержала. На обратном пути заскочили в ресторанчик перекусить: «Место приличное, рекомендую перепела на вертеле», я пошла руки вымыть и убежала. Вернулась сюда, думаю, вот приду и буду прямо тут жить, на голой земле.

Бидонка выглянул за окно и буркнул:

— Участок номер четырнадцать, отсюда не видно. А то бы мы вас вчера заметили.

Роман хотел было сказать, что идея изначально дурацкая, но понял, что Ника нравится ему все больше. Не утопилась же она, не убила мужа... Всего лишь вышла на небольшую демонстрацию.

— Вот и разобрались, — подытожила Коврушка. — Поживешь у нас, отдохнешь от тяжелых шуб и громоздких машин, а когда муж приедет — прибежишь на участок, сядешь в середине и примешь гордый вид.

— Да я уж и не хочу, — тихо сказала Ника. – Вообще его видеть не хочу. Надеюсь, до осени не объявится.

***

 К середине лета и Роман, и Ника освоились окончательно. Кулинарными и домашними делами Коврушка загрузила Нику, а Роману остались наблюдение за территорией лагеря и труд над заданиями приятеля. В магазин и в лес за грибами-ягодами молодые люди ходили вместе, на речку купаться — по очереди, Коврушка строго следила за нравственностью.

Роман научился оценивать и критиковать новые наряды, создаваемые Коврушкой и Никой из его носильных вещей, а Ника пару раз приписывала по странице-другой текста в будущее гениальное произведение.

От предложений Бидонки съездить в город за покупками или "погулять" они оба с опаской отмахивались:

— Нет, тут спокойней, никого не встретим.

С собаками и окружающей нечистью Ника подружилась еще быстрее, чем Роман. Вероятно, помогла мифическая женская интуиция.

Но токовища песьих воронов она с первого раза испугалась.

Дело было в конце июля.

Молодняк песьих воронов уже встал на крыло, и эти четвероногие птицы, желающие любви круглогодично, собрались на новую гулянку.

Само собой, открытое пространство бывшего лагеря не могло остаться незамеченным. Вороны начали собираться с утра.

Рассаживались на наиболее приметных местах, чистили клювами перышки и распускали длинные черные хвосты.

— Жуткое зрелище, — поежилась Ника, возвращаясь из душа. — И как их много...

— К вечеру тут шагу ступить негде будет, — заверил ее Роман. — Я один раз наблюдал, любопытная картинка.

— А где собаки? Мы их сегодня кормили?

— Попрятались. Пока вороны тут, наша отважная троица носа не высунет. Либо под домом сидят, либо в лес сбежали, затаились под корягами.

— Песьи вороны опасны?

— Людей они не трогают, но лучше не попадаться им под лапы и клювы.

Роман втащил Нику в дом, аккуратно закрыл дверь и задернул шторы.

— Можешь наблюдать потихонечку, — сказал он, но будь готов отпрыгнуть от стекла, если зазевавшаяся тварь подлетит. Они себя почти не контролируют в это время.

Ника пообещала, что залезет под диван и будет вести себя даже лучше Найды: ни один песий ворон ее не обнаружит.

Но любопытство взяло вверх, и при первом же карканье девушка перебралась к окну, где уже неотрывно следил за происходящим Роман.

Коврушка же с Бидонкой затеяли чаепитие, разложили по вазочкам сушки и конфеты, вкусно причмокивали ими и беседовали о своем, о хозяйственном.

Вороны сидели нахохлившись, кружили, припадая на все четыре лапы, скребли когтями землю, потягивались и расправляли крылья.

Самки лениво лежали в центре, лишь изредка зевая и издавая недовольное: "Кар".

Драка началась без предупреждения.

Вороны сбились в единую кучу, по одному им ведомому принципу выбирая соперников или союзников. Самки вынырнули из этой толпы наружу и расселись на тяжелых еловых ветвях.

— Они же убьют друг друга, — прошептала Ника, испугано прижимаясь к Роману.

— Клювами не смогут. Но если кто применит магию, то может испепелить соперника.

— А если все сразу?

— Такое редко бывает, — встрял Бидонка.

Редко, но, как оказалось, бывает. Уже через час поляну начали озарять разноцветные вспышки.

Перья лететь перестали, зато к лесу отлетали уже тушки воронов целиком.

Ника зажмурилась:

— Не могу это видеть. Как красиво все начиналось и во что превратилось? Им уже не нужны ни самки, ни лето. Они же совсем озверели!

Коврушка отставила чашку.

— Пожалуй, нам пора вмешаться.

Бидонка согласно загремел, и они, наказав Роману крепко-крепко запереть дверь, выскользнули наружу.

— Ой, — пискнула Ника, — что же теперь будет? Их растопчут!

— Смотри, — Роман сжал ее руку.

Коврушка с Бидонкой резво подкатили к дерущейся стае и расположились с разных сторон от нее.

Видимо, на счет «раз», они подняли вверх короткие ручки и выпустили ярко-зеленые молнии. Молнии соединились в дугу и заполнили небо изумрудным сиянием.

Воронов как будто окатило холодной водой. Они разбежались в разные стороны, фыркая, опуская головы почти к самой земле и щелкая клювами.

— Им больно? — пискнула Ника.

— Не знаю, зато действует, — хмыкнул Роман. — Не за хвосты же их из свары вытягивать, можно нечаянно перья выдернуть.

Ника замолчала. Она как-то неожиданно утратила к воронам интерес и переключилась на Бидонку с Коврушкой.

Вернувшихся героев она проводила на почетные места за столом, собственноручно налила им чай и подрезала бутербродов.

— Чего суетимся? — не выдержал Бидонка. — Целые мы, невредимые, не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — холодно сказала Ника. — Я хотела спросить, вы что, такие сильные в колдовстве?

Бидонка гордо вытянулся во весь рост:

— Да ты хоть знаешь, девочка, что мы — родня домовикам, то есть самой древней и самой могущественной нечисти? Конечно, против Лесного Владыки нам пойти трудно, но уж с людьми или зверюшками нам справиться легко.

— То есть, речь идет лишь о боевой магии? — уточнила Ника.

— Да о любой!

— И вы можете наколдовать все?

— Да запросто.

Роман попытался что-то сказать девушке, но она отмахнулась.

— А можно заставь моего мужа отдать половину состояния и отпустить меня на все четыре стороны? Запугать, застращать, заморочить ему голову?

— Нет, только не это, все, что угодно, но против закона мы не ходим, мы честные.

— Жаль. А вы можете сделать так, чтобы на четырнадцатом участке стоял дом? Готовый.

— Легко.

Ника замолчала. Бидонка тоже. Коврушка каталась по полу со смеху:

— Ой, не могу, прижала она тебя! Придется строить.

— Ну не сегодня же! Засветло и начнем, — громыхнул Бидонка и отсалютовал Нике крышкой.

Утром Ника первым делом втиснулась в перекроенный из платья McQ и галстука сарафан и босиком побежала к четырнадцатому участку. Роман, не желая упускать развлечение, ломанулся следом.

Дома, на участке, конечно, не было.

Зато на уголочке гордо стоял красивый желтый экскаватор. Новый, еще пахнущий краской, с переливающимся на солнце ковшом.

— Так, — кивнула Ника. — Издеваетесь.

— А что такое? — невинно переспросил восседающий между зубьев Бидонка. — Садись, включай и копай. Выроешь яму под фундамент, я тебе цемент и песок принесу.

Ника обижено отвернулась:

— Я думала, мы друзья, — сказала она.

— Друзья, но есть же правила, — мягко сказала Коврушка, скатываясь с колеса. — Человек должен все делать сам, своими руками. Мы только по мелочи, да в самом трудном случае.

— У меня трудный случай, — упрямо сказала Ника.

— У тебя обида и злость. А с ними справиться и самой нетрудно, — прошептала Коврушка.

Девушка сверкнула глазами и убежала в дом, а Роман попросил дать ему немного покататься на экскаваторе, прежде чем Бидонка вернет машину на завод-изготовитель.

***

Песьего ворона Ника, все-таки, приручила. Расплатилась всего лишь поцарапанной ногой и выдранным из головы клоком волос. Бидонка с Коврушкой уверяли ее, что вороны не дрессируются, но девушка с их мнением считаться перестала.

Песий ворон, которого она назвала Сапсаном, оказался прирожденным артистом. Они придумывали все новые и новые трюки, кувыркались, прыгали сквозь обруч, жонглировали половинками кирпичей и танцевали.

Роману нравилось наблюдать за этой игрой. Обычно он сидел с собаками в тенечке, лениво тыкал в клавиатуру и подглядывал за девушкой.

— Будешь выступать?

— А вдруг получится, — запыхавшаяся Ника откинула назад прядь волос и скрестила руки на груди. — Неужели не найдутся желающие посмотреть на нас?

«С таким напарником вас можно будет заказывать только на юбилей к любимой теще», — подумал Роман и пожал плечами.

Ника показала ему язык и вдруг спохватилась:

— А какое сегодня число?

— Начало сентября, точнее не помню, а что?

Девушка внезапно нахмурилась:

— Посмотри точнее.

Роман щелкнул клавишами.

— Пятое. Ты куда-то опаздываешь?

Ника отпустила Сапсана и задумчиво потерла ладони:

— До вечера успею... — она перехватила встревоженный взгляд Романа. — Нет, не опаздываю, у меня сегодня день рождения. Думаю, что бы к столу подать. Я побегу, хорошо?

Ника исчезла в домике, а Роман поднялся, разминая ноги.

— Ну что, Найда, пошли искать подарок нашей Нике? — спросил он у собаки.

Найда охотно потрусила за ним в лес: оставаться наедине с песьим вороном, пусть и ручным, было страшновато.

За бусинками сходили к сорочьему демону, за леской к рыбакам у реки. Ожерелье вышло кривоватом, зато дорогим, лесные сороки бижутерию не таскали.

Ника тоже постаралась. Накрыла стол без Коврушкиной помощи, напекла пирогов с лесными начинками, настрогала немыслимых салатиков и даже соорудила высокий торт.

— Для бисквита свежие сливки использовала и яйца только-только из-под куриц, — смущаясь, пояснила она. — Не диетическое блюдо, зато должно быть вкусное. Я... Полдеревни обегала, пока все достала.

— Вкусно, молодец, — похвалил Бидонка. — Меняешься на глазах.

— Постарела на год, — уныло сказала Ника, — вот и изменилась. Вы ешьте, ешьте...

— Да мы больше не можем! — воскликнула Коврушка. — Накормила ты нас, ох, сил больше нет.

— Это хорошо, — тихо сказала девушка. — Я старалась.

Она лениво перебирала бусинки и думала о чем-то своем.

— Ладно уж, — звякнул Бидонка. — Пришло время и нам с Коврушкой свой подарок сделать. Вот. Пользуйся.

Он протянул Нике квадратный конвертик, а та, нащупав содержимое, побледнела.

— Там то, о чем я подумала?

— Да, ты же намекала, что была бы не прочь отобрать свой паспорт, — пренебрежительно бросил Бидонка.

— Но вы же не помогаете людям просто так...

— А мы не просто так. Ты за нами ухаживала, кашу собачкам лично варила. Считай, отработала.

— Спасибо, — вяло улыбнулась Ника.

— Да ты странички-то посмотри, — не выдержала Коврушка. — Что сидишь недовольная?

Ника сразу поняла, о чем речь, быстро распахнула нужную страничку и тут же захлопнула ее.

— Разведена? Без проблем и заморочек?

— Да.

— И там в конверте еще кое-какие бумаги на то, что тебе причитается. Не половина, конечно, но душу на какое-то время согреет.

Ника даже проверять не стала. Закрыла глаза, еще раз поблагодарила и прошептала:

— Свобода! Полная!

Бидонка с Коврушкой пустились в пляс.

Роман, ошеломленный новостями, потянулся было ее погладить, поздравить, но не решился.

Девушка, сидящая на соседней табуретке, выглядела хладнокровной и уверенной в себе.

— Это замечательно, — быстро сказала она, и потрясла головой, то ли откидывая волосы, то ли встряхивая мысли. — Мне, наверное, лучше уйти прямо сейчас. Пока есть силы, и я могу от вас всех оторваться.

Она встала и оглядела комнату:

— Здесь было хорошо. И вы все такие милые... Прощайте!

Ника вылетела за дверь, и Роман услышал свист, которым она подзывала Сапсана.

— Хорошо, что у него морок вороний врожденный, — вздохнула Коврушка, — внимания привлекать не будет.

— Ну да, — кивнул Бидонка. — Одинокая девушка на трассе с вороном на плече, кого нынче этим удивишь.

***

Мужа Ники им тоже довелось увидеть.

Он приехал через неделю после ее ухода. Что-то выяснял про благоустройство, немедленно требовал электричество, воду и газ. Роман мог только дать ему контактные телефоны, но бывший Никин муж вопил и вопил, требуя еще чего-то. Заказывал экскаватор, требовал песок и гравий и отказывался слушать какие-либо отговорки.

А Роман, вместо того, чтобы сказать ему: "Я всего лишь сторож, чего вы от меня хотите?", нагло пялился на спутницу этого человека.

Новая жена была очень похожа на Нику, но ее портило презрительное выражение лица. Кроме того, несмотря на наряд, шпильки и точно почти знакомую дурную сумку, она не имела в глазах никакого блеска, что вызвало у Романа плохо скрываемое злорадство.

— А ведь он давно развелся, раз заново жениться успел, — сказал Роман за вечерним чаем.

— Сразу и развелся, как Ника сбежала, — отозвалась Коврушка. — Через неделю.

— То есть, вы не помогали ей с разводом?

— Конечно, нет. Только паспорт стащили, — ответил Бидонка..

— И все это время Ника была свободна? Могла в любой момент забрать документы и уйти? Ее никто не стал бы держать или преследовать?

— А зачем? Культурные современные люди, все мирно, репутация сохранена...

Роман покачал головой:

— Какие же вы противные, не могли пожалеть девочку раньше...

Коврушка чуть не подавилась чаем:

— Ты чего на нас бочки катишь? Плохо лето провел, что ли? Молодая девка под боком тебе мешала?

Роман попытался извиниться, но Коврушка уже разошлась:

— И знаешь ведь, как мы правила соблюдаем! Не могли мы ей раньше паспорт отдать, не могли!

— Но он тоже кормил собак и прибирал в доме, — заметил Бидонка.

— Какие же вы все корыстные, — печально завершила речь Коврушка, — слышь, Бидонка, раз такой добрый, отдай ему конверт.

Роман протянул руку и задумчиво посмотрел на штемпель родного института.