Узоры судьбы
Количество символов:
37612
Сегодня пятница. Вечер. Свет
в лаборатории выключен. Одно из окон ярко освещено прожектором снаружи.
За окнами дождь. Скупой,
ленивый. Если бы не мои опыты, я бы и не знала о нём. А так, разбрызгивая по
квадратному метру прозрачного фиберпластика слёзы, дождь будто плачет вместе со
мной. И я ему благодарна за эту тихую поддержку.
На самом деле окна у нас
остаются прозрачными только в первые день-два после установки. Местные осадки
не стесняются вступать в химические реакции с нашими пластмассами. Поэтому окна
быстро мутнеют. Но не настолько, конечно, чтобы не понять: день снаружи или
ночь.
Если б можно было ставить
стёкла… но этого делать нельзя. Многие виды, обитающие на Керрне, владеют
акустическим ударом. Для человека-то не смертельно, но окнам пришлось бы
регулярно рассыпаться в мелкие осколки.
Потому-то в рамах наших
иллюминаторов стоит пластик. Наверное, на стекле картинка была бы другой. Не
знаю. Но и то, что я вижу, завораживает. Всего лишь поверхностное натяжение и
химическая реакция пластика со сложным органическим агрегатом, в который
превращается обыкновенная капля воды, пока добирается до моего окна. Плюс
поляризация, плюс сильное магнитное поле Керрна… плюс что-то ещё, только ни к
чему мне этот анализ.
Меня интересует только
результат этого явления.
Мелкие капли неподвижны.
Они долго знакомятся друг с другом. Потом лениво, неохотно объединяются и
начинают своё движение. Только не вниз, как это принято на Земле, да и на всех
остальных нормальных планетах. Нет. Вместо привычных вертикальных полос капли
чертят сложный узор. Траектории их движения непредсказуемы: дуги, окружности,
спирали… Они часто пересекаются, и тогда получившая границы фигура оживает.
Начинает скандалить с соседями, тесня их своими растущими размерами, менять
цвета в зависимости от успеха или неудач своей скоротечной экспансии.
Иногда она разбрасывает в
стороны щупальца. Но чаще, наоборот, спустя две-три минуты, под натиском
молодых соседей, стягивается в беспомощную точку и исчезает. Эти лоскуты
беспорядочной мозаики складываются в удивительные картины, которые я записываю
на информационный диск. Широкоформатный оптический преобразователь, который
помогает мне в этой работе, не предназначен для сканирования вертикально
расположенных плоскостей. Но это только добавляет экспрессии к моим
динамическим картинам.
Когда диск будет
заполнен, я упакую его в контейнер доставки, на шифре замка наберу имя планеты
- Килания и код одного из её обитателей. Моего сына. Старшего.
Килания – это планета, на
которой живёт мой старший сын Александр.
На другой планете, у
другой звезды, на расстоянии чуть больше тридцати парсеков от Килании, на
планете Лидор живёт мой младшенький. Этому повезло больше: он с бабушкой Тоней
– мамой моего пропавшего без вести мужа Сергея. Моего младшего сына зовут Миша.
И он совсем ещё маленький – восемь лет.
Старшему - четырнадцать.
Кроме абстрактной живописи, которую он регулярно от меня получает, нас
связывает негласный конкурс на тему: как организовать спасательную экспедицию,
которая бы вернула нам папу. Мы оба знаем – задача неразрешима. У нас нет, и не
может быть звездолёта. У нас никогда не будет денег на такую экспедицию. И мы
не сможем найти пилотов-добровольцев, готовых лететь в неизвестность…
Мне опять плохо! Я
глубоко дышу. Вглядываюсь в калейдоскоп окна. А что? И в самом деле, успокаивает…
С младшеньким проще.
Мишеньке нужны только забавные зверюшки и насекомые. Не в живом виде, конечно.
Яркие красочные голограммы, которых у нас в избытке. Ведь как: помутнение в
сумерках – брак! Интерференция при избытке освещения – брак. Повторы, невыгодный
ракурс, сбой экспозиции - брак, брак… вот этот брак в почтовых контейнерах я и
отправляю на Лидор.
К Мишеньке…
Я чувствую приближение
истерики.
Я опять в густом киселе
плотного тумана. Есть только «здесь» и «сейчас». Я не могу думать о том, что
будет завтра. А когда думаю о том, что было вчера, частый озноб и мерный стук в
висках…
О Серёже ничего не
известно уже третий год. Ушёл с экспедицией к четвёртому витку. Это почти край
Галактики.
Я – на Керрне. Сто сорок
парсеков от Лидора и сто тридцать от Килании. Для того чтобы в будущем собрать
остатки своей семьи, мне пришлось завербоваться на Керрн на два года. По
бесплатному межзвёздному перелёту за каждый год работы.
Дети до двенадцати – без
билета. Как мне объяснили: «не в счёт…»
Что они понимают в детях?
Спасибо, конечно, если бы и за детей пришлось платить, то к сроку вербовки
прибавился бы ещё целый год! Но что они понимают в детях! Кто вообще додумался
до формулировки: «не в счёт»?!
Сашку не видела полтора
года. Судя по письмам, совсем взрослый. И вопросы у него взрослые. И отношение
к моим ответам-советам вполне взвешенное: уважительное внимание,
снисходительные комментарии, и пояснения, почему он поступает иначе.
А вот с Мишенькой - худо.
Его отвёз к своей матери Сергей. Как он смеялся: «Удалось забросить с оказией».
Думал на обратной дороге через два-три месяца забрать. Прошло три года.
Все деньги семьи вложили
в экспедицию. А теперь, вот, ни денег, ни экспедиции, ни моего Серёжки…
Так что разбросаны мы
теперь по звёздам капитально…
Озвездительно разбросаны!
А может, он ещё жив?..
Бывают же чудеса на
свете? Или нет?
Дисциплина и контроль?..
К чёрту! Всё к чёрту! Я нарочно жду вечера пятницы. Все уходят. Улетают на
Центральную базу, по домам, к семьям. Биостанция пустеет. И только в эти часы и
минуты, когда рядом никого нет, я могу забыть о своей сдержанности. Только
здесь и сейчас я могу реветь. Что я и делаю. Слёзы катятся по щекам. Правильно
катятся. Как им и положено: сверху вниз.
Я чувствую эти влажные
дорожки, и мне безумно жаль себя и мою семью разбросанную по Галактике. Придёт
время, я соберу их. Мишеньку, Александра, маму Тоню. И Сергея я найду.
Обязательно! Жив он. Я чувствую…
Потому что если это не
так, то мне будет ещё хуже.
А хуже, чем есть, быть не
может.
Значит…
Я отворачиваюсь от мозаики
окна. В комнате светло. Ещё бы: прожектор в полмиллиона свечей! Наверняка он и
прогревает тонкий слой меланиноидов. Ещё одна физико-химическая причина
многоцветности моих картинок. Я беру со стола салфетки и потихоньку прихожу в
себя.
Как быстро рушится жизнь.
Одно только мгновение отделяет ту тебя, что на вершине успеха, от той, что
ревёт сейчас в огромном пустом модуле биостанции посреди джунглей планеты
Керрн. Впрочем, не пустом. Неподалёку есть ещё одна живая душа. Вот отреву
своё, и к ней пойду. Ужинать.
Я смотрю на плакат над
рабочим столом. Полтора года назад сама составила и распечатала: семьсот
тридцать пронумерованных квадратиков – два года моей работы на Керрне. Уже
более пяти сотен дней вычеркнуто. Ещё сто восемьдесят два крестика и срок вербовки
закончится. У меня на руках будет два бесплатных проезда. Правильно. Сперва на
Лидор за Мишенькой, потом с ним вместе на Киланию к Александру. И уже втроём
будем думать, как найти папу…
***
Корра зацепилась за ветку
и повисла с твёрдым намерением не покидать её, пока решение не будет найдено.
Племя устало от
неопределённости. Пришельцы ведут себя подобно безмозглым лианам, с каждым
новым днём отпускающим побеги в разные стороны, нисколько не заботясь о
равновесии окружающей их жизни.
С уходом Кравва
общественное мнение всё решительней клонится к ликвидации колонии этих странных
существ и всех следов их пребывания в Мире.
Твёрдый настил всё теснее
опутывает нижний Мир, который и без того обделён солнечным теплом и светом.
Сомкнувшаяся паутина вот-вот окончательно перекроет границу двух миров.
Если бы только рядом был
Кравв!
Поиск решения приносил бы
радость, а не давил безысходностью. Она уже едва скрывает свою боль и зависть,
при виде счастливых пар, прочно связанных купанием в Священном источнике.
Корра приоткрыла глаза.
Она висела в двадцати саженях над Границей. Её охрана, полтора десятка бойцов,
выполняя приказ не попадаться на глаза, замерла-застыла, затерявшись в
огненно-красной листве рядом стоящих деревьев. Она чувствовала их присутствие и
негодование. О! Как уродливы тропы людей! Неужели они всюду такие?
Как же это всё
безобразно! Мерзко!
Кому могла придти в
голову идея, заподозрить в этих бестолковых существах искру разума?
Корра вновь вздохнула и
прикрыла глаза.
Она знала «кому»…
Кравв, игнорируя
выжидательную тактику Совета, сам пошёл на контакт с людьми. Поддавшись
самообману, убедил себя в их разумности, а потом, наслушавшись странных, полных
пробелов и противоречий историй пришельцев, сгинул, пропал, отправившись за
доказательствами шарообразности Мира. Она перестала его чувствовать полтора
периода назад.
Она не слышала его
мыслей, не ощущала его усталости и боли, не получала по двадцать раз в день
теплых посланий его нежности и любви, но все равно упорно цеплялась за надежду.
Либо он далеко, либо между ними непроницаемая стена наподобие Скалы Испытаний,
но он жив, и он, несомненно, пытается пробиться к ней! Только не может.
Как он мог поддаться?
Какая глупость!
Какой стыд…
Что пришельцы могут
сказать нового о Мире, в котором не родились сами? Не производили потомство?
Что нового могут узнать о своём Мире те, кто живёт здесь с незапамятных времён?
Что они вообще могут знать о себе, глухие и безучастные к собственным эмоциям?
Какая наивность!..
Из-за его упрямства она
уже второй брачный период встречает в одиночестве. И такой же потерянной будет
вся оставшаяся жизнь!..
Никогда больше они не
искупаются вдвоём в ароматных водах нижнего Мира, наслаждаясь чередованиями
тепла и холода подводных течений. Никогда не склонятся в почтении перед окаменевшей
Праматерью-Керрной, свидетельствуя о вечной любви. И не услышат, как капли
дождя глухо падают в горловину Священного источника, так похожего на
новорожденного керрна. И не устроят больше гнездо в дупле уютного Мягкого Дуба,
своим мерным дыханием убаюкивающего влюблённую пару и их неоперившихся малышей.
Корра не могла позволить
себе даже траурный вой: её супруг погиб не в бою, не геройски, а отправившись в
добровольное изгнание. Как глупо. Нелепо. Постыдно.
Возможно ли счастье?
Пожалуй, да. Если она за сегодня-завтра
придумает верное доказательство разумности пришельцев. Тогда и поход Кравва
будет вызывать не насмешки, а сочувствие. Керрны поймут и поверят, что один из
них не просто сгинул бесследно, а отправился за подтверждением странных слов
пришельцев. Тогда, возможно, она вернёт хоть толику столь бесславно утерянного
к ним обоим уважения…
***
Светлая гостиная
общежития после сумерек пустого коридора выглядит особенно тепло и уютно. Даже
Марина Сергеевна со своим традиционно подгоревшим пятничным пирогом не портит
этого впечатления.
- Опять? – укоризненно
спрашивает Марина. - Как пятница, так слёзы?
- Всё в порядке, -
отвечаю спокойно, удивляясь твёрдости в своём голосе. – Что у нас на ужин?
- На ужин у нас куриные
котлеты с рисом, - дружелюбно отзывается Марина, но я знаю: сбить её с мысли
невозможно. – А вот что ревела – плохо. Милая, нельзя так терзать себя. Найдут
твоего Сергея. И с деточками своими встретишься. Ведь немного уже осталось…
совсем чуть…
Я даже не пытаюсь
разобраться: успокаивает она меня своим несгибаемым оптимизмом, или, наоборот,
раздражает, убивает полным отсутствием такта.
- Всё для чего-то нужно,
Ирина. И всё во благо. Всегда. Даже твоё присутствие здесь, на Керрне, для
чего-то нужно. Мы видим лишь то, что под носом, на поверхности. Остальная
судьба – под тёмной водой. Так что крепись. Подумаешь, три года нет связи с
экспедицией. Где-то ремонтируются…
- И где они? – спрашиваю.
- Экспедиция?
- Котлеты.
- А-а, котлеты!..
Минут через двадцать,
когда от котлет остаются только приятные воспоминания, Сергеевна режет
подгоревший пирог и возвращается к прерванной теме:
- Всё равно не понимаю!
Пропали люди, и никто не собирается их искать?
На самом деле моя тема
стала «дежурной» ещё полтора года назад. Как будто больше не о чем говорить!
Местный персонал разлетается по домам, и только мы, контрактники, остаёмся на
своём вынужденном дежурстве. Такой, вот, уик-энд. В котором, впрочем, тоже есть
свои прелести. Возможность игнорировать «неудобные» вопросы, например. Или
отведать «домашней» кухни. Представления о «вкусненьком» у нас разные, я
недосаливаю, Сергеевна слишком мелко крошит мясо, но ритуал приготовления ужина
и накрывания на стол мы стараемся соблюдать. Мы хватаемся за возможность
поддержать это жалкое подобие домашнего уюта. Скучая по семье, ходим друг к
другу «в гости».
- Прошёл слух, что новую
сигнальную у керрнов открыли? – это я так «плавно съезжаю с темы».
Сергеевна хмурится, но не
возражает:
- Ну, ничего от
физиологов скрыть нельзя!
- Ага, «укрыватели»… В
холле уже второй день поздравление висит. Только не скромно как-то:
«телепатия»! А кто додумался до этого? Первый?
- Господь Бог, Ирочка, -
Марина Сергеевна снисходительно усмехается. – Он первый. Точно. Научно
доказанный факт. А по поводу телепатии… так уж повелось: если результаты обмена
информацией очевидны, а процесс этого обмена не регистрируется, значит –
телепатия. Ты против?
- Нет, конечно, - на
самом деле мне всё равно. Но ужин был вкусным, а Марина очень старается меня
развлечь, зачем же её обижать? И я старательно изображаю интерес. – Наверное,
этим можно объяснить лёгкость, с которой они с нами «говорят»?
- Разумеется. Причём,
заметь, до сих пор не было случая, чтобы они ответили человеку. Всегда: керрну
интересно, керрн спрашивает, человек отвечает. Всё. Весь контакт.
- Но ведь вначале они
отвечали…
- Было такое, - неохотно
подтверждает Марина. – Но прошло. Ещё до тебя. Да ты сама можешь посмотреть
записи: последний ответ мы получили ещё до твоего приезда…
- Может, есть какие-то
причины?
- Милая моя, - она качает
головой. – Конечно, причины есть. Да только если люди между собой признают, что
«чужая душа – потёмки», то, что говорить о керрнах? К примеру, почему мы не
ищем экспедицию Сергея?
- Нет денег, - отвечаю неожиданно
охотно. Котлеты и пирог на какое-то время примиряют меня с окружающим миром. –
Периферия - неперспективное направление. Сейчас всех ядро интересует…
- Значит, вопрос только в
деньгах?
- Нет. Не только. Ещё
нужен официальный запрос какого-нибудь правительства. Тогда выделят судно, за
чьи-то деньги укомплектуют экспедицию оборудованием и припасами. Ну, и,
конечно, нужно ещё найти пилотов-добровольцев. Таких же сумасшедших, как и те,
что пропали.
- Точно. Разве нормальные
люди согласятся лететь неизвестно куда, с риском никогда не вернуться?
– А теперь, представь,
что всё это тебе нужно объяснить керрну. Который понятия не имеет, что такое
деньги, как эквивалент обмена. У них ни денег, ни обмена. Они не знают, что
такое планета, звезда, звездолёт…
- Счастливые… а что такое
звездолёт, я бы им объяснила…
Я плавно веду ладонь над
столом, показывая взлёт звездолёта, и пытаюсь засвистеть, имитируя двигатели…
- Не свисти, денег не
будет, - ворчливо упрекает меня за эту вольность Марина. – Суеверие такое есть.
Очень древнее.
- Плевать мне на
суеверия. Чтобы снарядить спасательную экспедицию я должна не два года, а две
сотни лет на Керрне систематизацией заниматься. Да здесь и живности столько не
наберётся…
Сергеевна хлопает в
ладоши:
- Кстати, о деньгах. Завтра
транспорт прибывает.
Я тут же вспоминаю о
своих укомплектованных почтовых контейнерах, и мне становится «совсем» хорошо.
Да и чего волноваться-то? Как будто можно что-то изменить…
- Борт «Скиталец», -
многозначительно добавляет Марина.
- Туристы?
- Они, - кивает
Сергеевна. – Порядок обычный: я отведу, а ты здесь на связи прикроешь.
Справишься?
Вопрос был задан в шутку.
Но я важно киваю.
Разумеется, справлюсь.
Тем более что для таких «операций», никакого «прикрытия» не нужно. Руководство
проекта на побочные заработки своих сотрудников смотрит сквозь пальцы: лишь бы
все живы остались. Иногда мне кажется, что таким образом начальство закрывает
рот своей совести. Для такой работы оклады и впрямь невелики. И если бы не
бесплатный проезд… видели бы они меня здесь.
- Рыбаки-охотники? –
спрашиваю. – Или ботаники?
- Да разве они
докладывают, Ирочка? – вздыхает Марина Сергеевна. – Лишь бы держались от
керрнов подальше. Хотя… плевать керрнам на нас, на людей. Мне уже давно
кажется, что для керрна человек – тот же чурбан бессловесный…
- Как это?
- А так. Мы же
подозреваем разум у дельфинов и собак. Поскольку те хорошо нас понимают, но не
отвечают вслух. Вот и мы керрнов очень хорошо понимаем. А говорить с ними не
можем… Да что я тебе зоологу-системщику объясняю?.. Или ты из вежливости
слушаешь? Ладно, мой ужин, твоя уборка. Идёт?
Вот так.
«Не проходит» моя
методика: широко развесив уши, скорбеть о своём, несбыточном. Ну, да. У нас все
такие умные.
- Разумеется, Марина
Сергеевна.
Она выскальзывает из-за
стола, а я принимаюсь за уборку. Теперь ничто не отвлекает меня от тоскливых
мыслей. И вновь меня с головой накрывает туман бессилия и злости.
***
Вцепившись в ветку
Спящего Дерева, Корра уже почти сутки висела вниз головой и предавалась
медитации и размышлениям. Её оперение уже давно приняло окраску листвы,
рудиментарные ножки дополняли общую картину мимикрии. Сейчас она была
неотличима от тысяч и тысяч подобных клубков спутанных ветвей дерева: с
ветками, сучьями и трепещущими под лёгким движением воздуха листьями.
Ничто не могло помешать
ходу её мыслей.
Корра думала.
Анализировала. Сопоставляла факты.
Самым уязвимым местом
теории разумности бестолкового народца была и остаётся пропасть между их
эмоциональным восприятием Мира и бездушными, часто лишёнными смысла решениями. Пришельцы,
ясно демонстрируя командную выучку стадных животных, нередко отрицали свои
личные цели и мотивы. Это приводило к противоречию, но являлось ли оно верным
признаком отсутствия разума? Ведь и поход Кравва не совпадал с его личными
интересами? Или нет?
Что если сумма новых
знаний приводит к качественным изменениям в списке приоритетов:
любознательность становится важнее продолжения рода? Важнее других естественных
потребностей мыслящего существа?
Корра вздрогнула от
такого кощунства. По бледно-зеленым прожилкам ядовито красного оперения
пробежала серебристая волна негодования.
Корра почувствовала, как
встрепенулись бойцы вокруг неё, и поспешила их успокоить. Всё в порядке. Она
думает. Это всего лишь спонтанная реакция на странные мысли.
Ну, а всё-таки?
Разве трудно представить
себе особь, для которой задача накопления новых знаний важнее собственного
социального статуса? Корра подумала и пришла к выводу, что трудно.
Но возможно…
И если в племени такая
особь УЖЕ существует, то и само племя начнёт приспосабливаться, давая своим
членам новые стимулы и мотивы.
В этом что-то было.
Такое племя нарушит
тонкий экологический баланс, но получит возможность неограниченной экспансии».
И все это неизбежно ведёт
к отсутствию ограничений на воспроизводство. Но что получается? Бездушие
чужаков – лишь маска, скрывающая их настоящие мотивы.
Остаётся лишь застать их
без маски. Увидеть пришельцев в таких условиях, чтобы их эмоциональная суть
вынырнула на поверхность. Чтобы было ясно: они могут и готовы действовать,
повинуясь не здравому смыслу и расчёту, а повинуясь порыву, эмоциям…
***
Нет. На «ботаников» они
не были похожи. На охотников или рыбаков, впрочем, тоже. Высокие, улыбчивые, в
ладно скроенных комбинезонах. Мужчина и женщина. У мужчины из-за плеча
выглядывает дуло винтовки. Уверенные в себе и в своём месте в этом мире. Прямо
как мы с Сергеем. Три года назад.
- У вас тут все такие
красавицы? - будит субботнюю тишину биостанции уверенный голос мужчины. – Марь
Сергевна, хочу к вам на работу! Где отдел кадров?
Я смотрю на его спутницу:
спокойный, равнодушный взгляд уверенной в себе хищницы, которая твёрдо знает,
что прирученный кобель и без поводка от ноги не отойдёт.
- Где наша почта? - мой
голос сух и спокоен.
Мне-то что? Вижу их в
первый и последний раз.
- Почту? – изумляется
мужчина. Лощёный, ухоженный, гладко выбритый и чужой... далёкий, безнадёжно
чужой. – Что-то не припоминаю…
Стоимость его автомата
превосходит сумму моего годового оклада. И приехал он сюда только чтоб
подстрелить какую-нибудь зазевавшуюся зверюшку, сделать из неё чучело и
поставить на полку у камина… И для этой поездки, могу спорить, ему не
понадобилось два года ишачить в какой-нибудь дыре, вроде Керрна.
Эх!.. выхватить бы у него
ружьишко, да по голове…
Наверное, я меняюсь в
лице, потому что взгляд женщины становится твёрже, а мужчина делает шаг назад и
сбавляет тон:
- Эй-эй, полегче…
- Всё в порядке, -
вклинивается между нами Марина. – Ира, вот же почта…
Негодяй! Он почтовый
контейнер позади себя у дверей оставил! Неудивительно, что я его не разглядела!
Молча обхожу «туристов» и
беру контейнер в руки. У-у! Тяжёлый, зараза! Но не жаловаться же?
Разворачиваюсь и, не
прощаясь, ухожу.
Вообще-то я совсем не
злюсь. Даже наоборот: гляди-ка, в «красавицы» записали. Здесь на биостанции за мной
приударяли какое-то время несколько человек, да только какой толк от меня? Так…
осколок развалившейся семьи. Даже если мне и был кто симпатичен, как от слабых
намеков дальше зайти пытались – сразу отрезала. Не могла даже вежливо
отшутиться – каменела или грубила. Для меня самой это очень важно было. Чтобы
сохранить надежду. Чтобы выдержать и дождаться.
Я ускоряю шаги. Почти
бегу… вот-вот разревусь!
У себя в кабинете
торопливо открываю контейнер и перебираю капсулы с инфами. Директор, директор…
опять директору… ага! Вот! Веденеевой Ирине. Это я. Приятно познакомиться. И
ещё мне. Обе. Стоп. Вот ещё один.
Как же это? Почему их
три?
Я ещё раз просматриваю
капсулы. Так и есть: одна с Лидора и две с Килании. Чувствую, как дрожат руки.
Вообще-то на Килании у меня только Сашка. От чужих я не получала посланий уже
целую вечность.
- Ирина, - отвлекает меня
от размышлений напряжённый голос Марины Сергеевны. – Извини, что отрываю от
работы, подойди к нам, пожалуйста.
- С какой это радости?
- Гости хотят к Чёрному
Водопаду…
- Чушь! – отвечаю быстро
и уверенно. – У Чёрного Водопада керрны свои свадьбы играют. Там нет охоты!
- А мы не охотники,
Ирина… - врывается в наш разговор чужой женский голос.
- Ну, да… а винтовка,
значит, чтобы бабочек ловить?
- Исключительно для личной
безопасности, - спокойно отвечает мужчина. – Искатели мы. Всё законно, у нас и
лицензия есть. Здесь когда-то звездолёт утонул…
- И что? - я даже себе не
могу пояснить, отчего злюсь. – Верёвками вытаскивать будете? Помочь дёрнуть?
- Нет. Это не наше дело,
- вмешивается женщина. – Поднять судно мы, конечно же, не сможем. Для этого
нужно целое состояние. Но мы сможем продать место…
Мне нечего сказать.
Просто молчу, покусывая
губы.
- Ирина? – с
несвойственной ей робостью окликает меня Марина Сергеевна.
- Да здесь я, - неохотно
отзываюсь. – Здесь…
- Это твой район. Ту
ветку лабиринта я совсем не знаю…
- Вот только объяснять
мне ничего не надо! - я почти срываюсь в крик. Нервы – ни к чёрту! - Скажи им,
что уже иду. Только деньги вперёд… и лицензию пусть покажут!
На заднем фоне слышится
самодовольный мужской смешок.
***
Наконец, Корра позволила
себе немного расслабиться.
Ощущение очередной победы
наполняло её восторгом. Мгновенная связь с коллегами по работе в Совете
обнадёживала. Не все согласились с её рассуждениями, но никто и не дал
отрицательного отзыва. Даже Старейшина Кримм попросил отсрочку для собственных
умозаключений. Вау!! У неё, у Корры, попросил отсрочку сам Старейшина Кримм!
Корра тут же услышала
тактичное покашливание Старейшины. Она забылась, как малолетка, которая впервые
подключилась к сознанию своих родителей.
Теперь её успокаивали и
другие члены Совета.
И тогда Корра сделала то,
что следовало бы сделать с самого начала: изобразила жизнерадостный взмах
крыльев, потом знак вины и просьбу не беспокоить в ближайшие сутки.
***
Вся поверхность Керрна –
сплошное болото. Ни рек, ни озёр; ни морей с океанами… Горы, конечно, есть. По
местным меркам, разумеется. А по-нашему: весьма пологие холмы, диаметром у основания
километров десять. Ну, и высотой – метров триста. Там, конечно, чуть суше. В
том смысле, что кое-где можно разглядеть даже кочки с какой-то мохнатой
растительностью. Но утонуть можно запросто. Так что, всё-таки болото. Как ни
крути…
На высоте два-три метра
над поверхностью проложены мостики, которые соединяют нашу биостанцию с точками
наблюдения. На точке стоит обелиск со стандартным набором оборудования:
«гидро», «аэро», «био» и прочие сканеры, которые позволяют исследователям
заниматься своим делом в весьма комфортных условиях.
Мостики, биостанция и
любое строение на Керрне покоятся на пластиковых понтонах. Сами понтоны стоят
на якорях, щедро скормленных болоту. А оно, глупое, крепко удерживая якоря, не
понимает, что именно благодаря этой цепкости на Керрне возможна хоть какая-то
архитектура.
Посадочная площадка –
отдельный понтон, на который опускается челнок с орбиты, или вертолёт, или
аэробус, в зависимости от груза и числа людей, желающих к нам присоединиться.
Или, наоборот, нас покинуть.
Всегда было интересно:
как здесь опустился первый разведчик? Или они всегда так: первым делом из
космоса понтон сбрасывают? Впрочем, на самом деле, смешного мало. Вот же:
утонул звездолёт. Ищут…
Шагают позади. Вежливые.
Чистенькие. Ухоженные.
Не галдят. С вопросами не
пристают. Да и деньги заплатили. Чего же их не любить? А потому их не любить,
что слишком уж хорошо всё у них. Она с ним счастлива. И он от себя… точно без
ума. И как же он нагло поглядывает. Оценивающе, снисходительно. Всю дорогу
ощущаю это, уже дырку провертел. И я сама хороша, какое мне до него дело? А
ведь туда же, спину ровнее стараюсь держать, бедрами пару раз вильнула на
поворотах. Мне-то зачем на него впечатление производить? чтобы еще одну
«красавицу» услышать?
Я стараюсь идти обычной
походкой, сосредотачиваюсь на опасностях и ловушках. И он это замечает и
хмыкает. А мне нет никакого дело до его мнения.
На точку выведу, и
привет!
Почему проводника
попросили – понятно. Я и сама в нашем лабиринте мостиков, бывает, путаюсь.
Карты и схемы, конечно, есть. Узлы пронумерованы. Вот только долго всё это. Да
и не показывает схема реальных расстояний. К одному и тому же обелиску можно
выйти или через час, или на следующее утро. Если неудачно маршрут выбрать.
- Высоко-то как! –
вздыхает позади женский голос.
Иду, не оборачиваюсь. Не
спрашивали ведь!
Вот только не высоко
вовсе. И не низко, между прочим, тоже.
Чуть ниже: водяная лилия
щупальцами достать может. А чуть повыше – гремучка может «дрогнуть». Да так,
что потом ни один хирург не примет. А если и примет, то долго объяснять
придётся, как ты там вчера выглядел. Сколько рук, сколько ног...
- Далеко ещё, барышня?
Мужчина спрашивает.
Ответить?
- Пять минут, - спросил
же! И даже, вроде, вежливо. – Считайте, пришли.
- А где же водопад?
Это женщина спрашивает.
Практичный мы всё-таки народ!
- На самом деле никакой
он не «водопад». Неоткуда у нас воде «падать». Да и не вода это, вдобавок.
Нефть из болота фонтаном бьёт. Причём не ключом, а воронкой. Представьте
несколько воронок, будто грузди на полянке… Только чёрные.
- Грузди?
- Или рыжики. Грибы
такие. Я о форме. Да вы сами увидите. Так что, скорее, «каскад чёрных
гейзеров». Но назвали - «водопад».
- Нефть? И что же такое
добро зазря пропадает? – мужчина интересуется. – Неплохое сырьё для многих
органических соединений.
- «Добро»? - не
оборачиваясь, я пожимаю плечами. – Если бы керрны пошли по технологическому
пути развития, эта пакость, возможно, и стала бы в каком-то будущем «добром». А
так… только пачкает всё в округе. Но керрнам нравится…
- А насколько они
разумны? – женщина спрашивает.
- Не глупее нас с вами, -
отвечаю грубее, чем сама хотела. Пытаюсь сгладить резкость и добавляю уже
мягче. – Некоторые их суждения довольно занятны. Некоторые – наивны. Не знаю.
По контактам у нас Марина Сергеевна. Вернётесь – у неё спросите. Всё. Пришли.
Мы выходим на широкую
площадку.
На самом деле пейзажи со
смотровых площадок видны почти одинаковые. Что с этой площадки, что с любой
другой, увидишь только деревья, цветы и лианы. Иногда что-то проползёт в толще
грунта, зарябив зеркальной гладью воды, иногда что-то свалится с дерева.
Впрочем, растительность здесь погуще, а живность поагрессивнее. Может, это
как-то связано с нефтью? А, может, тут что-то другое…
Керрны, вот, почему-то именно
это место для своих амурных дел приметили. Наверное, есть тут что-то…
- Тихо как… - говорит
женщина.
Но мужчина её не слушает.
Сноровисто сбрасывает
рюкзак. Достаёт оттуда всеходы. Подумаешь! У нас здесь все в таких ходят. Одну
пару он небрежно бросает своей спутнице, вторую прилаживает к своим ботинкам…
Дорогие ботиночки! Даже отсюда лэйба «Мегавок» фонит. Да только мне-то что…
Женщина из своего рюкзака
достаёт детали, которые тут же собираются в единый механизм: что-то вроде
ручной радарной установки на длинном шесте.
- Мы – пилоты, - зачем-то
поясняет женщина. – Бесплатный проезд по Галактике. А отпуска тратим на поиски
потерпевших бедствие космолётов. За подтверждённые координаты хорошо платят…
- Вы всё-таки осторожнее,
- неохотно выдавливаю из себя сильно сокращённый текст инструкции по технике
безопасности. – Прививки от паразитов, конечно, помогут. Но тут и впрямь
водятся крупные хищники. Может, нужна помощь?
- Ха-ха! – говорит
мужчина. – Если уж это не поможет… - он демонстративно щёлкает затвором своего
карабина. – То…
- Сэмнил! – обрывает его
бахвальство женщина. Ну вот, я уже знаю, как его зовут! – Помоги мне…
Женщина не может
справиться с застёжками всеходов.
Мне почему-то их затея
нравится всё меньше и меньше. Меня вдруг начинает трясти. Обостряется чувство
незащищённости. Отверженности. Далеко, всё-таки, мы от дома… и в самом деле:
как тихо. Будто у нас в модуле. Неужели местная живность на уик-энд тоже
куда-то разлетается?
Я смотрю, как они
направляются к сходням. Спускаются.
- Ребята, - они
останавливаются. Смотрят на меня. Уже снизу. Мужчина стоит на последней
ступеньке. Как сухо в горле! – Что-то не так, – я прокашливаюсь. Вижу, как
нетерпеливо Сэмнил оглядывается через плечо на болото. – Вернитесь.
Женщина с готовностью,
даже с облегчением поднимается назад. Мужчина остаётся на месте. Удивление в
его глазах быстро сменяется досадой, потом возмущением.
- Что ещё за новости? Мы
заплатили!
Его голос немного
успокаивает.
Я согласна. Заплатили.
Я не хочу, чтобы с этими
двумя что-нибудь произошло.
- Придётся вернуться, -
ко мне возвращается привычная уверенность. – Я свяжусь с Мариной, она
просканирует местность. Тогда или продолжим, или перейдём куда-нибудь ещё…
Но Сэмнила уже разобрало:
- Какого чёрта! Лума, иди
за мной…
Мне всё равно, что он там
говорит. Важно лишь то, что Лума не двигается с места. И что-то непохоже, чтобы
она была в настроении потакать его мужскому самолюбию.
Я подхожу к обелиску и,
не повышая голоса, зову Марину Сергеевну. Она тотчас откликается:
- Что случилось?
- Пока ничего. Проверь,
пожалуйста, биоактивность…
И тут начинает что-то
происходить.
Рябь по поверхности.
Лёгкая дрожь на мостике. Округлившиеся глаза Лумы. Сэмнил, напротив,
разворачивается к болоту и делает два шага от сходней. Всё происходит быстро. И
спастись можно, только если не думать. Не соображать. Не размышлять. Сейчас
нужно просто бежать! И быстро…
Я подскакиваю к Луме и
выдёргиваю её на мостик. Она уже успела начать движение ко мне навстречу. Наши
усилия складываются: Лума летит над мостиком метра три, потом ещё столько же
катится по пластиковому настилу.
Теперь Сэмнил.
Тут хуже. Всё гораздо
хуже. Полный абзац…
В метрах пятнадцати от
сходней из-под воды приподнимается бигморд. Рыло уже повёрнуто к жертвам. То
есть к нам.
Когда-то я занималась этой
тварью. Каждое мгновение атаки расписано по секундам, как и химия довольно
необычного наружного пищеварения. У меня там ещё много картинок было, занятных.
А вот так, в реальной жизни, атака его почему-то не интересна. И пищеварение,
кстати, тоже.
- Назад! - кричу я и
спускаюсь по сходням к Сэмнилу. – Лума, беги!
Я могу видеть только его
спину. Автомат уже в руках. Почему-то приходит в голову совершенно неуместная,
идиотская мысль, что он наверняка улыбается. Его уверенность заражает и меня. Я
понимаю, что его действия бесполезны и наивны, но именно такие люди вывели нас
когда-то из пещер. Они проложили дорогу в космос! Он не такой как Сергей, он
вообще не похож на тех мужчин, которые мне нравятся, но я невольно восхищаюсь
им.
Сэмнил открывает огонь.
Я знаю, что нас это не
спасёт. Акустический удар бигморда оглушит и отбросит далеко от спасительного
настила мостика. Потом за дело примется его банда - мелкая болотная живность:
пильщики, чистильщики и корни лиан. Спустя несколько часов тварь, конечно, отобьёт
наши тела у паразитов, но только как добычу… такой, вот, симбиоз…
Вдруг сверху слышу вторую
очередь.
Оказывается, Лума тоже
вооружена!
Я делаю ещё один шаг к
Сэмнилу и по колено проваливаюсь в трясину. Боже, как глупо!
- А-а-ах!! – ударная
волна выдёргивает меня из болота и впечатывает спиной в лестницу. Я бьюсь
затылком о верхнюю ступеньку.
Трассирующие пули Лумы
сбивают ветки с деревьев, всё выше и выше, стремительно уходя в зенит. Сэмнила
отбрасывает на меня, но оружие он не опускает. Отдача автомата передаётся через
его тело мне. Я вижу и чувствую, как этот человек отчаянно пытается нас спасти.
Жить нам остается недолго. Но последние мои мысли полны благодарности к чужим,
незнакомым мне людям…
***
Корра открыла своё
восприятие: смотрите! Она ещё и ещё раз прокручивала свою память, меняя
ракурсы. Хорошо, что бойцы нисколько не поддались горячке боя и фиксировали
происходящее вполне трезво.
Вот из нижнего Мира
поднимается Громкий Лег. Вот одна из самок пытается спасти другую самку. Вот
самец выступает вперёд. А вот и он, самый волнующий момент, собственно, прямое
доказательство разумности чужаков: самка ступает на Границу Мира.
Алогично. Вопреки
здравому смыслу.
У её спутников на нижних
конечностях есть приспособления, для перемещения по Границе. У неё – нет. И,
тем не менее, она делает этот шаг. Навстречу неминуемой гибели. Повинуясь
порыву, повинуясь эмоциям…
Какие ещё нужны
доказательства?
***
Знакомый запах
подгоревшего пирога приятно щекочет ноздри. Подо мной что-то мягкое. Болит
спина. Затылок! Ого! Как больно! Впрочем, нет. Терпимо. Да. Я могу терпеть…
- Ирина?
Голос Марины. Разумеется.
Чей же ещё?
Я открываю глаза.
Гостиная. Я – на диване.
- Где туристы? – голос
охрип. Но, главное, я – слышу! Не могу сдержать восторга. – Сергеевна, как же
так: я слышу?
- Да, милая, - её лицо
морщится, она вот-вот заплачет. – Всё отлично.
- Где Сэмнил с Лумой?
- Они тебя принесли и
решили сразу вернуться…
- Вернуться? - я рывком
сажусь на диване. Спина и затылок протестуют, но мне пока не до них. – Как вернуться?
Что за бред! Мы чудом уцелели. Чудом!
- Они понимают это. Они
сказали, что это ты их спасла…
- Но зачем им
возвращаться?
- Переговоры…
- Там были керрны?
- Да! Представь себе.
Собственно, они и загнали бигморда обратно в болото.
Я поднимаюсь с дивана.
Делаю несколько шагов по комнате. Тело болит, но и вправду терпимо.
- Марина! Как же так? Он
же должен был раскидать нас по болоту. А я даже слух не потеряла!
- Значит, ты ещё кому-то
нужна в этом мире, - Марина внимательно на меня смотрит. – А ты говоришь, чудес
не бывает!
Я вспоминаю о
неразобранной почте.
- Позовёшь, как «туристы»
вернутся?
- Конечно!
- Я пойду к себе, - мне
почему-то становится перед ней неловко. Будто парадная дверь открылась, я
вошла, а она осталась снаружи. – Почту посмотрю…
- Разумеется, дорогая, -
она поворачивается спиной, убирает плед с дивана. – Иди. Как они вернутся или
выйдут на связь, я позову.
Через три минуты и сто
пятьдесят метров коридоров, я оказываюсь у себя в лаборатории. Контейнер
доставки, инфоцилиндры. Три моих чуть в сторонке от остальной кучи.
Я ещё раз проверяю почту.
Да, из всего набора - три адресованы мне. Один с Лидора и два с Килании.
Так, Килания. Ого!
«Национальная галерея искусств». Что за ерунда? Другой цилиндр от Александра.
Отчёты, дневники, поздравления. Ух, ты! У меня же день рождения на следующей
неделе! И ещё выделено: «Твоими работами интересуются уважаемые люди. Обрати
внимание»…
«Национальная галерея
искусств Килании»… отдельный выставочный зал… психотерапевтическое действие…
гонорар…
Я всё ещё ничего не
понимаю. Они пишут в коммерческом предложении о сумме, которая никак не может
стоять рядом с моим именем. Голова уже не болит, – кружится… это что же: они
эти деньги предлагают мне? За рисунки дождя на пластике окна? Что-то слишком
много денег для одного человека…
- Ириша, - взволнованный
голос Марины Сергеевны возвращает меня к жизни. – «Туристы» вернулись, тебя
зовут. Мы сейчас в главном холле.
Я уже знаю, что услышу.
Несусь по коридору, как девчонка, которой впервые в жизни подарили цветы.
Распахиваю обе половинки
двери в зал.
Они ещё только снимают
куртки. Сэмнил поворачивается ко мне. Я не могу больше ждать:
- Нашли?
Теперь все трое смотрят
на меня. Молчат. Не отвечают. Я кожей чувствую присутствие чуда. Волшебство
сегодняшнего дня. Магия моей победы. Магия моей мечты.
Пусть молчат. Я и так всё
знаю.
- Они нам показали, где
лежит «Беглец», - говорит Лума. – Звёздный крейсер, неограниченный запас хода.
Всего двенадцать метров… глина, песок…
Теперь я молчу. Мне есть
что сказать. Но для этого нужен воздух. Я сейчас, ребята, потерпите. Сейчас я
вам всё скажу. Сейчас… как только ко мне вернётся воздух…
Copyright © 2006-2007.
RBG-Azimut