Узоры судьбы

Количество символов: 37612

Сегодня пятница. Вечер. Свет в лаборатории выключен. Одно из окон ярко освещено прожектором снаружи.

За окнами дождь. Скупой, ленивый. Если бы не мои опыты, я бы и не знала о нём. А так, разбрызгивая по квадратному метру прозрачного фиберпластика слёзы, дождь будто плачет вместе со мной. И я ему благодарна за эту тихую поддержку.

На самом деле окна у нас остаются прозрачными только в первые день-два после установки. Местные осадки не стесняются вступать в химические реакции с нашими пластмассами. Поэтому окна быстро мутнеют. Но не настолько, конечно, чтобы не понять: день снаружи или ночь.

Если б можно было ставить стёкла… но этого делать нельзя. Многие виды, обитающие на Керрне, владеют акустическим ударом. Для человека-то не смертельно, но окнам пришлось бы регулярно рассыпаться в мелкие осколки.

Потому-то в рамах наших иллюминаторов стоит пластик. Наверное, на стекле картинка была бы другой. Не знаю. Но и то, что я вижу, завораживает. Всего лишь поверхностное натяжение и химическая реакция пластика со сложным органическим агрегатом, в который превращается обыкновенная капля воды, пока добирается до моего окна. Плюс поляризация, плюс сильное магнитное поле Керрна… плюс что-то ещё, только ни к чему мне этот анализ.

Меня интересует только результат этого явления.

Мелкие капли неподвижны. Они долго знакомятся друг с другом. Потом лениво, неохотно объединяются и начинают своё движение. Только не вниз, как это принято на Земле, да и на всех остальных нормальных планетах. Нет. Вместо привычных вертикальных полос капли чертят сложный узор. Траектории их движения непредсказуемы: дуги, окружности, спирали… Они часто пересекаются, и тогда получившая границы фигура оживает. Начинает скандалить с соседями, тесня их своими растущими размерами, менять цвета в зависимости от успеха или неудач своей скоротечной экспансии.

Иногда она разбрасывает в стороны щупальца. Но чаще, наоборот, спустя две-три минуты, под натиском молодых соседей, стягивается в беспомощную точку и исчезает. Эти лоскуты беспорядочной мозаики складываются в удивительные картины, которые я записываю на информационный диск. Широкоформатный оптический преобразователь, который помогает мне в этой работе, не предназначен для сканирования вертикально расположенных плоскостей. Но это только добавляет экспрессии к моим динамическим картинам.

Когда диск будет заполнен, я упакую его в контейнер доставки, на шифре замка наберу имя планеты - Килания и код одного из её обитателей. Моего сына. Старшего.

Килания – это планета, на которой живёт мой старший сын Александр.

На другой планете, у другой звезды, на расстоянии чуть больше тридцати парсеков от Килании, на планете Лидор живёт мой младшенький. Этому повезло больше: он с бабушкой Тоней – мамой моего пропавшего без вести мужа Сергея. Моего младшего сына зовут Миша. И он совсем ещё маленький – восемь лет.

Старшему - четырнадцать. Кроме абстрактной живописи, которую он регулярно от меня получает, нас связывает негласный конкурс на тему: как организовать спасательную экспедицию, которая бы вернула нам папу. Мы оба знаем – задача неразрешима. У нас нет, и не может быть звездолёта. У нас никогда не будет денег на такую экспедицию. И мы не сможем найти пилотов-добровольцев, готовых лететь в неизвестность…

Мне опять плохо! Я глубоко дышу. Вглядываюсь в калейдоскоп окна. А что? И в самом деле, успокаивает…

С младшеньким проще. Мишеньке нужны только забавные зверюшки и насекомые. Не в живом виде, конечно. Яркие красочные голограммы, которых у нас в избытке. Ведь как: помутнение в сумерках – брак! Интерференция при избытке освещения – брак. Повторы, невыгодный ракурс, сбой экспозиции - брак, брак… вот этот брак в почтовых контейнерах я и отправляю на Лидор.

К Мишеньке…

Я чувствую приближение истерики.

Я опять в густом киселе плотного тумана. Есть только «здесь» и «сейчас». Я не могу думать о том, что будет завтра. А когда думаю о том, что было вчера, частый озноб и мерный стук в висках…

О Серёже ничего не известно уже третий год. Ушёл с экспедицией к четвёртому витку. Это почти край Галактики.

Я – на Керрне. Сто сорок парсеков от Лидора и сто тридцать от Килании. Для того чтобы в будущем собрать остатки своей семьи, мне пришлось завербоваться на Керрн на два года. По бесплатному межзвёздному перелёту за каждый год работы.

Дети до двенадцати – без билета. Как мне объяснили: «не в счёт…»

Что они понимают в детях? Спасибо, конечно, если бы и за детей пришлось платить, то к сроку вербовки прибавился бы ещё целый год! Но что они понимают в детях! Кто вообще додумался до формулировки: «не в счёт»?!

Сашку не видела полтора года. Судя по письмам, совсем взрослый. И вопросы у него взрослые. И отношение к моим ответам-советам вполне взвешенное: уважительное внимание, снисходительные комментарии, и пояснения, почему он поступает иначе.

А вот с Мишенькой - худо. Его отвёз к своей матери Сергей. Как он смеялся: «Удалось забросить с оказией». Думал на обратной дороге через два-три месяца забрать. Прошло три года.

Все деньги семьи вложили в экспедицию. А теперь, вот, ни денег, ни экспедиции, ни моего Серёжки…

Так что разбросаны мы теперь по звёздам капитально…

Озвездительно разбросаны!

А может, он ещё жив?..

Бывают же чудеса на свете? Или нет?

Дисциплина и контроль?.. К чёрту! Всё к чёрту! Я нарочно жду вечера пятницы. Все уходят. Улетают на Центральную базу, по домам, к семьям. Биостанция пустеет. И только в эти часы и минуты, когда рядом никого нет, я могу забыть о своей сдержанности. Только здесь и сейчас я могу реветь. Что я и делаю. Слёзы катятся по щекам. Правильно катятся. Как им и положено: сверху вниз.

Я чувствую эти влажные дорожки, и мне безумно жаль себя и мою семью разбросанную по Галактике. Придёт время, я соберу их. Мишеньку, Александра, маму Тоню. И Сергея я найду. Обязательно! Жив он. Я чувствую…

Потому что если это не так, то мне будет ещё хуже.

А хуже, чем есть, быть не может.

Значит…

Я отворачиваюсь от мозаики окна. В комнате светло. Ещё бы: прожектор в полмиллиона свечей! Наверняка он и прогревает тонкий слой меланиноидов. Ещё одна физико-химическая причина многоцветности моих картинок. Я беру со стола салфетки и потихоньку прихожу в себя.

Как быстро рушится жизнь. Одно только мгновение отделяет ту тебя, что на вершине успеха, от той, что ревёт сейчас в огромном пустом модуле биостанции посреди джунглей планеты Керрн. Впрочем, не пустом. Неподалёку есть ещё одна живая душа. Вот отреву своё, и к ней пойду. Ужинать.

Я смотрю на плакат над рабочим столом. Полтора года назад сама составила и распечатала: семьсот тридцать пронумерованных квадратиков – два года моей работы на Керрне. Уже более пяти сотен дней вычеркнуто. Ещё сто восемьдесят два крестика и срок вербовки закончится. У меня на руках будет два бесплатных проезда. Правильно. Сперва на Лидор за Мишенькой, потом с ним вместе на Киланию к Александру. И уже втроём будем думать, как найти папу…

***

Корра зацепилась за ветку и повисла с твёрдым намерением не покидать её, пока решение не будет найдено.

Племя устало от неопределённости. Пришельцы ведут себя подобно безмозглым лианам, с каждым новым днём отпускающим побеги в разные стороны, нисколько не заботясь о равновесии окружающей их жизни.

С уходом Кравва общественное мнение всё решительней клонится к ликвидации колонии этих странных существ и всех следов их пребывания в Мире.

Твёрдый настил всё теснее опутывает нижний Мир, который и без того обделён солнечным теплом и светом. Сомкнувшаяся паутина вот-вот окончательно перекроет границу двух миров.

Если бы только рядом был Кравв!

Поиск решения приносил бы радость, а не давил безысходностью. Она уже едва скрывает свою боль и зависть, при виде счастливых пар, прочно связанных купанием в Священном источнике.

Корра приоткрыла глаза. Она висела в двадцати саженях над Границей. Её охрана, полтора десятка бойцов, выполняя приказ не попадаться на глаза, замерла-застыла, затерявшись в огненно-красной листве рядом стоящих деревьев. Она чувствовала их присутствие и негодование. О! Как уродливы тропы людей! Неужели они всюду такие?

Как же это всё безобразно! Мерзко!

Кому могла придти в голову идея, заподозрить в этих бестолковых существах искру разума?

Корра вновь вздохнула и прикрыла глаза.

Она знала «кому»…

Кравв, игнорируя выжидательную тактику Совета, сам пошёл на контакт с людьми. Поддавшись самообману, убедил себя в их разумности, а потом, наслушавшись странных, полных пробелов и противоречий историй пришельцев, сгинул, пропал, отправившись за доказательствами шарообразности Мира. Она перестала его чувствовать полтора периода назад.

Она не слышала его мыслей, не ощущала его усталости и боли, не получала по двадцать раз в день теплых посланий его нежности и любви, но все равно упорно цеплялась за надежду. Либо он далеко, либо между ними непроницаемая стена наподобие Скалы Испытаний, но он жив, и он, несомненно, пытается пробиться к ней! Только не может.

Как он мог поддаться?

Какая глупость!

Какой стыд…

Что пришельцы могут сказать нового о Мире, в котором не родились сами? Не производили потомство? Что нового могут узнать о своём Мире те, кто живёт здесь с незапамятных времён? Что они вообще могут знать о себе, глухие и безучастные к собственным эмоциям? Какая наивность!..

Из-за его упрямства она уже второй брачный период встречает в одиночестве. И такой же потерянной будет вся оставшаяся жизнь!..

Никогда больше они не искупаются вдвоём в ароматных водах нижнего Мира, наслаждаясь чередованиями тепла и холода подводных течений. Никогда не склонятся в почтении перед окаменевшей Праматерью-Керрной, свидетельствуя о вечной любви. И не услышат, как капли дождя глухо падают в горловину Священного источника, так похожего на новорожденного керрна. И не устроят больше гнездо в дупле уютного Мягкого Дуба, своим мерным дыханием убаюкивающего влюблённую пару и их неоперившихся малышей.

Корра не могла позволить себе даже траурный вой: её супруг погиб не в бою, не геройски, а отправившись в добровольное изгнание. Как глупо. Нелепо. Постыдно.

Возможно ли счастье?

Пожалуй, да. Если она за сегодня-завтра придумает верное доказательство разумности пришельцев. Тогда и поход Кравва будет вызывать не насмешки, а сочувствие. Керрны поймут и поверят, что один из них не просто сгинул бесследно, а отправился за подтверждением странных слов пришельцев. Тогда, возможно, она вернёт хоть толику столь бесславно утерянного к ним обоим уважения…

***

Светлая гостиная общежития после сумерек пустого коридора выглядит особенно тепло и уютно. Даже Марина Сергеевна со своим традиционно подгоревшим пятничным пирогом не портит этого впечатления.

- Опять? – укоризненно спрашивает Марина. - Как пятница, так слёзы?

- Всё в порядке, - отвечаю спокойно, удивляясь твёрдости в своём голосе. – Что у нас на ужин?

- На ужин у нас куриные котлеты с рисом, - дружелюбно отзывается Марина, но я знаю: сбить её с мысли невозможно. – А вот что ревела – плохо. Милая, нельзя так терзать себя. Найдут твоего Сергея. И с деточками своими встретишься. Ведь немного уже осталось… совсем чуть…

Я даже не пытаюсь разобраться: успокаивает она меня своим несгибаемым оптимизмом, или, наоборот, раздражает, убивает полным отсутствием такта.

- Всё для чего-то нужно, Ирина. И всё во благо. Всегда. Даже твоё присутствие здесь, на Керрне, для чего-то нужно. Мы видим лишь то, что под носом, на поверхности. Остальная судьба – под тёмной водой. Так что крепись. Подумаешь, три года нет связи с экспедицией. Где-то ремонтируются…

- И где они? – спрашиваю.

- Экспедиция?

- Котлеты.

- А-а, котлеты!..

Минут через двадцать, когда от котлет остаются только приятные воспоминания, Сергеевна режет подгоревший пирог и возвращается к прерванной теме:

- Всё равно не понимаю! Пропали люди, и никто не собирается их искать?

На самом деле моя тема стала «дежурной» ещё полтора года назад. Как будто больше не о чем говорить! Местный персонал разлетается по домам, и только мы, контрактники, остаёмся на своём вынужденном дежурстве. Такой, вот, уик-энд. В котором, впрочем, тоже есть свои прелести. Возможность игнорировать «неудобные» вопросы, например. Или отведать «домашней» кухни. Представления о «вкусненьком» у нас разные, я недосаливаю, Сергеевна слишком мелко крошит мясо, но ритуал приготовления ужина и накрывания на стол мы стараемся соблюдать. Мы хватаемся за возможность поддержать это жалкое подобие домашнего уюта. Скучая по семье, ходим друг к другу «в гости».

- Прошёл слух, что новую сигнальную у керрнов открыли? – это я так «плавно съезжаю с темы».

Сергеевна хмурится, но не возражает:

- Ну, ничего от физиологов скрыть нельзя!

- Ага, «укрыватели»… В холле уже второй день поздравление висит. Только не скромно как-то: «телепатия»! А кто додумался до этого? Первый?

- Господь Бог, Ирочка, - Марина Сергеевна снисходительно усмехается. – Он первый. Точно. Научно доказанный факт. А по поводу телепатии… так уж повелось: если результаты обмена информацией очевидны, а процесс этого обмена не регистрируется, значит – телепатия. Ты против?

- Нет, конечно, - на самом деле мне всё равно. Но ужин был вкусным, а Марина очень старается меня развлечь, зачем же её обижать? И я старательно изображаю интерес. – Наверное, этим можно объяснить лёгкость, с которой они с нами «говорят»?

- Разумеется. Причём, заметь, до сих пор не было случая, чтобы они ответили человеку. Всегда: керрну интересно, керрн спрашивает, человек отвечает. Всё. Весь контакт.

- Но ведь вначале они отвечали…

- Было такое, - неохотно подтверждает Марина. – Но прошло. Ещё до тебя. Да ты сама можешь посмотреть записи: последний ответ мы получили ещё до твоего приезда…

- Может, есть какие-то причины?

- Милая моя, - она качает головой. – Конечно, причины есть. Да только если люди между собой признают, что «чужая душа – потёмки», то, что говорить о керрнах? К примеру, почему мы не ищем экспедицию Сергея?

- Нет денег, - отвечаю неожиданно охотно. Котлеты и пирог на какое-то время примиряют меня с окружающим миром. – Периферия - неперспективное направление. Сейчас всех ядро интересует…

- Значит, вопрос только в деньгах?

- Нет. Не только. Ещё нужен официальный запрос какого-нибудь правительства. Тогда выделят судно, за чьи-то деньги укомплектуют экспедицию оборудованием и припасами. Ну, и, конечно, нужно ещё найти пилотов-добровольцев. Таких же сумасшедших, как и те, что пропали.

- Точно. Разве нормальные люди согласятся лететь неизвестно куда, с риском никогда не вернуться?

– А теперь, представь, что всё это тебе нужно объяснить керрну. Который понятия не имеет, что такое деньги, как эквивалент обмена. У них ни денег, ни обмена. Они не знают, что такое планета, звезда, звездолёт…

- Счастливые… а что такое звездолёт, я бы им объяснила…

Я плавно веду ладонь над столом, показывая взлёт звездолёта, и пытаюсь засвистеть, имитируя двигатели…

- Не свисти, денег не будет, - ворчливо упрекает меня за эту вольность Марина. – Суеверие такое есть. Очень древнее.

- Плевать мне на суеверия. Чтобы снарядить спасательную экспедицию я должна не два года, а две сотни лет на Керрне систематизацией заниматься. Да здесь и живности столько не наберётся…

Сергеевна хлопает в ладоши:

- Кстати, о деньгах. Завтра транспорт прибывает.

Я тут же вспоминаю о своих укомплектованных почтовых контейнерах, и мне становится «совсем» хорошо. Да и чего волноваться-то? Как будто можно что-то изменить…

- Борт «Скиталец», - многозначительно добавляет Марина.

- Туристы?

- Они, - кивает Сергеевна. – Порядок обычный: я отведу, а ты здесь на связи прикроешь. Справишься?

Вопрос был задан в шутку. Но я важно киваю.

Разумеется, справлюсь. Тем более что для таких «операций», никакого «прикрытия» не нужно. Руководство проекта на побочные заработки своих сотрудников смотрит сквозь пальцы: лишь бы все живы остались. Иногда мне кажется, что таким образом начальство закрывает рот своей совести. Для такой работы оклады и впрямь невелики. И если бы не бесплатный проезд… видели бы они меня здесь.

- Рыбаки-охотники? – спрашиваю. – Или ботаники?

- Да разве они докладывают, Ирочка? – вздыхает Марина Сергеевна. – Лишь бы держались от керрнов подальше. Хотя… плевать керрнам на нас, на людей. Мне уже давно кажется, что для керрна человек – тот же чурбан бессловесный…

- Как это?

- А так. Мы же подозреваем разум у дельфинов и собак. Поскольку те хорошо нас понимают, но не отвечают вслух. Вот и мы керрнов очень хорошо понимаем. А говорить с ними не можем… Да что я тебе зоологу-системщику объясняю?.. Или ты из вежливости слушаешь? Ладно, мой ужин, твоя уборка. Идёт?

Вот так.

«Не проходит» моя методика: широко развесив уши, скорбеть о своём, несбыточном. Ну, да. У нас все такие умные.

- Разумеется, Марина Сергеевна.

Она выскальзывает из-за стола, а я принимаюсь за уборку. Теперь ничто не отвлекает меня от тоскливых мыслей. И вновь меня с головой накрывает туман бессилия и злости.

***

Вцепившись в ветку Спящего Дерева, Корра уже почти сутки висела вниз головой и предавалась медитации и размышлениям. Её оперение уже давно приняло окраску листвы, рудиментарные ножки дополняли общую картину мимикрии. Сейчас она была неотличима от тысяч и тысяч подобных клубков спутанных ветвей дерева: с ветками, сучьями и трепещущими под лёгким движением воздуха листьями.

Ничто не могло помешать ходу её мыслей.

Корра думала. Анализировала. Сопоставляла факты.

Самым уязвимым местом теории разумности бестолкового народца была и остаётся пропасть между их эмоциональным восприятием Мира и бездушными, часто лишёнными смысла решениями. Пришельцы, ясно демонстрируя командную выучку стадных животных, нередко отрицали свои личные цели и мотивы. Это приводило к противоречию, но являлось ли оно верным признаком отсутствия разума? Ведь и поход Кравва не совпадал с его личными интересами? Или нет?

Что если сумма новых знаний приводит к качественным изменениям в списке приоритетов: любознательность становится важнее продолжения рода? Важнее других естественных потребностей мыслящего существа?

Корра вздрогнула от такого кощунства. По бледно-зеленым прожилкам ядовито красного оперения пробежала серебристая волна негодования.

Корра почувствовала, как встрепенулись бойцы вокруг неё, и поспешила их успокоить. Всё в порядке. Она думает. Это всего лишь спонтанная реакция на странные мысли.

Ну, а всё-таки?

Разве трудно представить себе особь, для которой задача накопления новых знаний важнее собственного социального статуса? Корра подумала и пришла к выводу, что трудно.

Но возможно…

И если в племени такая особь УЖЕ существует, то и само племя начнёт приспосабливаться, давая своим членам новые стимулы и мотивы.

В этом что-то было.

Такое племя нарушит тонкий экологический баланс, но получит возможность неограниченной экспансии».

И все это неизбежно ведёт к отсутствию ограничений на воспроизводство. Но что получается? Бездушие чужаков – лишь маска, скрывающая их настоящие мотивы.

Остаётся лишь застать их без маски. Увидеть пришельцев в таких условиях, чтобы их эмоциональная суть вынырнула на поверхность. Чтобы было ясно: они могут и готовы действовать, повинуясь не здравому смыслу и расчёту, а повинуясь порыву, эмоциям…

***

Нет. На «ботаников» они не были похожи. На охотников или рыбаков, впрочем, тоже. Высокие, улыбчивые, в ладно скроенных комбинезонах. Мужчина и женщина. У мужчины из-за плеча выглядывает дуло винтовки. Уверенные в себе и в своём месте в этом мире. Прямо как мы с Сергеем. Три года назад.

- У вас тут все такие красавицы? - будит субботнюю тишину биостанции уверенный голос мужчины. – Марь Сергевна, хочу к вам на работу! Где отдел кадров?

Я смотрю на его спутницу: спокойный, равнодушный взгляд уверенной в себе хищницы, которая твёрдо знает, что прирученный кобель и без поводка от ноги не отойдёт.

- Где наша почта? - мой голос сух и спокоен.

Мне-то что? Вижу их в первый и последний раз.

- Почту? – изумляется мужчина. Лощёный, ухоженный, гладко выбритый и чужой... далёкий, безнадёжно чужой. – Что-то не припоминаю…

Стоимость его автомата превосходит сумму моего годового оклада. И приехал он сюда только чтоб подстрелить какую-нибудь зазевавшуюся зверюшку, сделать из неё чучело и поставить на полку у камина… И для этой поездки, могу спорить, ему не понадобилось два года ишачить в какой-нибудь дыре, вроде Керрна.

Эх!.. выхватить бы у него ружьишко, да по голове…

Наверное, я меняюсь в лице, потому что взгляд женщины становится твёрже, а мужчина делает шаг назад и сбавляет тон:

- Эй-эй, полегче…

- Всё в порядке, - вклинивается между нами Марина. – Ира, вот же почта…

Негодяй! Он почтовый контейнер позади себя у дверей оставил! Неудивительно, что я его не разглядела!

Молча обхожу «туристов» и беру контейнер в руки. У-у! Тяжёлый, зараза! Но не жаловаться же?

Разворачиваюсь и, не прощаясь, ухожу.

Вообще-то я совсем не злюсь. Даже наоборот: гляди-ка, в «красавицы» записали. Здесь на биостанции за мной приударяли какое-то время несколько человек, да только какой толк от меня? Так… осколок развалившейся семьи. Даже если мне и был кто симпатичен, как от слабых намеков дальше зайти пытались – сразу отрезала. Не могла даже вежливо отшутиться – каменела или грубила. Для меня самой это очень важно было. Чтобы сохранить надежду. Чтобы выдержать и дождаться.

Я ускоряю шаги. Почти бегу… вот-вот разревусь!

У себя в кабинете торопливо открываю контейнер и перебираю капсулы с инфами. Директор, директор… опять директору… ага! Вот! Веденеевой Ирине. Это я. Приятно познакомиться. И ещё мне. Обе. Стоп. Вот ещё один.

Как же это? Почему их три?

Я ещё раз просматриваю капсулы. Так и есть: одна с Лидора и две с Килании. Чувствую, как дрожат руки. Вообще-то на Килании у меня только Сашка. От чужих я не получала посланий уже целую вечность.

- Ирина, - отвлекает меня от размышлений напряжённый голос Марины Сергеевны. – Извини, что отрываю от работы, подойди к нам, пожалуйста.

- С какой это радости?

- Гости хотят к Чёрному Водопаду…

- Чушь! – отвечаю быстро и уверенно. – У Чёрного Водопада керрны свои свадьбы играют. Там нет охоты!

- А мы не охотники, Ирина… - врывается в наш разговор чужой женский голос.

- Ну, да… а винтовка, значит, чтобы бабочек ловить?

- Исключительно для личной безопасности, - спокойно отвечает мужчина. – Искатели мы. Всё законно, у нас и лицензия есть. Здесь когда-то звездолёт утонул…

- И что? - я даже себе не могу пояснить, отчего злюсь. – Верёвками вытаскивать будете? Помочь дёрнуть?

- Нет. Это не наше дело, - вмешивается женщина. – Поднять судно мы, конечно же, не сможем. Для этого нужно целое состояние. Но мы сможем продать место…

Мне нечего сказать.

Просто молчу, покусывая губы.

- Ирина? – с несвойственной ей робостью окликает меня Марина Сергеевна.

- Да здесь я, - неохотно отзываюсь. – Здесь…

- Это твой район. Ту ветку лабиринта я совсем не знаю…

- Вот только объяснять мне ничего не надо! - я почти срываюсь в крик. Нервы – ни к чёрту! - Скажи им, что уже иду. Только деньги вперёд… и лицензию пусть покажут!

На заднем фоне слышится самодовольный мужской смешок.

***

Наконец, Корра позволила себе немного расслабиться.

Ощущение очередной победы наполняло её восторгом. Мгновенная связь с коллегами по работе в Совете обнадёживала. Не все согласились с её рассуждениями, но никто и не дал отрицательного отзыва. Даже Старейшина Кримм попросил отсрочку для собственных умозаключений. Вау!! У неё, у Корры, попросил отсрочку сам Старейшина Кримм!

Корра тут же услышала тактичное покашливание Старейшины. Она забылась, как малолетка, которая впервые подключилась к сознанию своих родителей.

Теперь её успокаивали и другие члены Совета.

И тогда Корра сделала то, что следовало бы сделать с самого начала: изобразила жизнерадостный взмах крыльев, потом знак вины и просьбу не беспокоить в ближайшие сутки.

***

Вся поверхность Керрна – сплошное болото. Ни рек, ни озёр; ни морей с океанами… Горы, конечно, есть. По местным меркам, разумеется. А по-нашему: весьма пологие холмы, диаметром у основания километров десять. Ну, и высотой – метров триста. Там, конечно, чуть суше. В том смысле, что кое-где можно разглядеть даже кочки с какой-то мохнатой растительностью. Но утонуть можно запросто. Так что, всё-таки болото. Как ни крути…

На высоте два-три метра над поверхностью проложены мостики, которые соединяют нашу биостанцию с точками наблюдения. На точке стоит обелиск со стандартным набором оборудования: «гидро», «аэро», «био» и прочие сканеры, которые позволяют исследователям заниматься своим делом в весьма комфортных условиях.

Мостики, биостанция и любое строение на Керрне покоятся на пластиковых понтонах. Сами понтоны стоят на якорях, щедро скормленных болоту. А оно, глупое, крепко удерживая якоря, не понимает, что именно благодаря этой цепкости на Керрне возможна хоть какая-то архитектура.

Посадочная площадка – отдельный понтон, на который опускается челнок с орбиты, или вертолёт, или аэробус, в зависимости от груза и числа людей, желающих к нам присоединиться. Или, наоборот, нас покинуть.

Всегда было интересно: как здесь опустился первый разведчик? Или они всегда так: первым делом из космоса понтон сбрасывают? Впрочем, на самом деле, смешного мало. Вот же: утонул звездолёт. Ищут…

Шагают позади. Вежливые. Чистенькие. Ухоженные.

Не галдят. С вопросами не пристают. Да и деньги заплатили. Чего же их не любить? А потому их не любить, что слишком уж хорошо всё у них. Она с ним счастлива. И он от себя… точно без ума. И как же он нагло поглядывает. Оценивающе, снисходительно. Всю дорогу ощущаю это, уже дырку провертел. И я сама хороша, какое мне до него дело? А ведь туда же, спину ровнее стараюсь держать, бедрами пару раз вильнула на поворотах. Мне-то зачем на него впечатление производить? чтобы еще одну «красавицу» услышать?

Я стараюсь идти обычной походкой, сосредотачиваюсь на опасностях и ловушках. И он это замечает и хмыкает. А мне нет никакого дело до его мнения.

На точку выведу, и привет!

Почему проводника попросили – понятно. Я и сама в нашем лабиринте мостиков, бывает, путаюсь. Карты и схемы, конечно, есть. Узлы пронумерованы. Вот только долго всё это. Да и не показывает схема реальных расстояний. К одному и тому же обелиску можно выйти или через час, или на следующее утро. Если неудачно маршрут выбрать.

- Высоко-то как! – вздыхает позади женский голос.

Иду, не оборачиваюсь. Не спрашивали ведь!

Вот только не высоко вовсе. И не низко, между прочим, тоже.

Чуть ниже: водяная лилия щупальцами достать может. А чуть повыше – гремучка может «дрогнуть». Да так, что потом ни один хирург не примет. А если и примет, то долго объяснять придётся, как ты там вчера выглядел. Сколько рук, сколько ног...

- Далеко ещё, барышня?

Мужчина спрашивает. Ответить?

- Пять минут, - спросил же! И даже, вроде, вежливо. – Считайте, пришли.

- А где же водопад?

Это женщина спрашивает. Практичный мы всё-таки народ!

- На самом деле никакой он не «водопад». Неоткуда у нас воде «падать». Да и не вода это, вдобавок. Нефть из болота фонтаном бьёт. Причём не ключом, а воронкой. Представьте несколько воронок, будто грузди на полянке… Только чёрные.

- Грузди?

- Или рыжики. Грибы такие. Я о форме. Да вы сами увидите. Так что, скорее, «каскад чёрных гейзеров». Но назвали - «водопад».

- Нефть? И что же такое добро зазря пропадает? – мужчина интересуется. – Неплохое сырьё для многих органических соединений.

- «Добро»? - не оборачиваясь, я пожимаю плечами. – Если бы керрны пошли по технологическому пути развития, эта пакость, возможно, и стала бы в каком-то будущем «добром». А так… только пачкает всё в округе. Но керрнам нравится…

- А насколько они разумны? – женщина спрашивает.

- Не глупее нас с вами, - отвечаю грубее, чем сама хотела. Пытаюсь сгладить резкость и добавляю уже мягче. – Некоторые их суждения довольно занятны. Некоторые – наивны. Не знаю. По контактам у нас Марина Сергеевна. Вернётесь – у неё спросите. Всё. Пришли.

Мы выходим на широкую площадку.

На самом деле пейзажи со смотровых площадок видны почти одинаковые. Что с этой площадки, что с любой другой, увидишь только деревья, цветы и лианы. Иногда что-то проползёт в толще грунта, зарябив зеркальной гладью воды, иногда что-то свалится с дерева. Впрочем, растительность здесь погуще, а живность поагрессивнее. Может, это как-то связано с нефтью? А, может, тут что-то другое…

Керрны, вот, почему-то именно это место для своих амурных дел приметили. Наверное, есть тут что-то…

- Тихо как… - говорит женщина.

Но мужчина её не слушает.

Сноровисто сбрасывает рюкзак. Достаёт оттуда всеходы. Подумаешь! У нас здесь все в таких ходят. Одну пару он небрежно бросает своей спутнице, вторую прилаживает к своим ботинкам… Дорогие ботиночки! Даже отсюда лэйба «Мегавок» фонит. Да только мне-то что…

Женщина из своего рюкзака достаёт детали, которые тут же собираются в единый механизм: что-то вроде ручной радарной установки на длинном шесте.

- Мы – пилоты, - зачем-то поясняет женщина. – Бесплатный проезд по Галактике. А отпуска тратим на поиски потерпевших бедствие космолётов. За подтверждённые координаты хорошо платят…

- Вы всё-таки осторожнее, - неохотно выдавливаю из себя сильно сокращённый текст инструкции по технике безопасности. – Прививки от паразитов, конечно, помогут. Но тут и впрямь водятся крупные хищники. Может, нужна помощь?

- Ха-ха! – говорит мужчина. – Если уж это не поможет… - он демонстративно щёлкает затвором своего карабина. – То…

- Сэмнил! – обрывает его бахвальство женщина. Ну вот, я уже знаю, как его зовут! – Помоги мне…

Женщина не может справиться с застёжками всеходов.

Мне почему-то их затея нравится всё меньше и меньше. Меня вдруг начинает трясти. Обостряется чувство незащищённости. Отверженности. Далеко, всё-таки, мы от дома… и в самом деле: как тихо. Будто у нас в модуле. Неужели местная живность на уик-энд тоже куда-то разлетается?

Я смотрю, как они направляются к сходням. Спускаются.

- Ребята, - они останавливаются. Смотрят на меня. Уже снизу. Мужчина стоит на последней ступеньке. Как сухо в горле! – Что-то не так, – я прокашливаюсь. Вижу, как нетерпеливо Сэмнил оглядывается через плечо на болото. – Вернитесь.

Женщина с готовностью, даже с облегчением поднимается назад. Мужчина остаётся на месте. Удивление в его глазах быстро сменяется досадой, потом возмущением.

- Что ещё за новости? Мы заплатили!

Его голос немного успокаивает.

Я согласна. Заплатили.

Я не хочу, чтобы с этими двумя что-нибудь произошло.

- Придётся вернуться, - ко мне возвращается привычная уверенность. – Я свяжусь с Мариной, она просканирует местность. Тогда или продолжим, или перейдём куда-нибудь ещё…

Но Сэмнила уже разобрало:

- Какого чёрта! Лума, иди за мной…

Мне всё равно, что он там говорит. Важно лишь то, что Лума не двигается с места. И что-то непохоже, чтобы она была в настроении потакать его мужскому самолюбию.

Я подхожу к обелиску и, не повышая голоса, зову Марину Сергеевну. Она тотчас откликается:

- Что случилось?

- Пока ничего. Проверь, пожалуйста, биоактивность…

И тут начинает что-то происходить.

Рябь по поверхности. Лёгкая дрожь на мостике. Округлившиеся глаза Лумы. Сэмнил, напротив, разворачивается к болоту и делает два шага от сходней. Всё происходит быстро. И спастись можно, только если не думать. Не соображать. Не размышлять. Сейчас нужно просто бежать! И быстро…

Я подскакиваю к Луме и выдёргиваю её на мостик. Она уже успела начать движение ко мне навстречу. Наши усилия складываются: Лума летит над мостиком метра три, потом ещё столько же катится по пластиковому настилу.

Теперь Сэмнил.

Тут хуже. Всё гораздо хуже. Полный абзац…

В метрах пятнадцати от сходней из-под воды приподнимается бигморд. Рыло уже повёрнуто к жертвам. То есть к нам.

Когда-то я занималась этой тварью. Каждое мгновение атаки расписано по секундам, как и химия довольно необычного наружного пищеварения. У меня там ещё много картинок было, занятных. А вот так, в реальной жизни, атака его почему-то не интересна. И пищеварение, кстати, тоже.

- Назад! - кричу я и спускаюсь по сходням к Сэмнилу. – Лума, беги!

Я могу видеть только его спину. Автомат уже в руках. Почему-то приходит в голову совершенно неуместная, идиотская мысль, что он наверняка улыбается. Его уверенность заражает и меня. Я понимаю, что его действия бесполезны и наивны, но именно такие люди вывели нас когда-то из пещер. Они проложили дорогу в космос! Он не такой как Сергей, он вообще не похож на тех мужчин, которые мне нравятся, но я невольно восхищаюсь им.

Сэмнил открывает огонь.

Я знаю, что нас это не спасёт. Акустический удар бигморда оглушит и отбросит далеко от спасительного настила мостика. Потом за дело примется его банда - мелкая болотная живность: пильщики, чистильщики и корни лиан. Спустя несколько часов тварь, конечно, отобьёт наши тела у паразитов, но только как добычу… такой, вот, симбиоз…

Вдруг сверху слышу вторую очередь.

Оказывается, Лума тоже вооружена!

Я делаю ещё один шаг к Сэмнилу и по колено проваливаюсь в трясину. Боже, как глупо!

- А-а-ах!! – ударная волна выдёргивает меня из болота и впечатывает спиной в лестницу. Я бьюсь затылком о верхнюю ступеньку.

Трассирующие пули Лумы сбивают ветки с деревьев, всё выше и выше, стремительно уходя в зенит. Сэмнила отбрасывает на меня, но оружие он не опускает. Отдача автомата передаётся через его тело мне. Я вижу и чувствую, как этот человек отчаянно пытается нас спасти. Жить нам остается недолго. Но последние мои мысли полны благодарности к чужим, незнакомым мне людям…

***

Корра открыла своё восприятие: смотрите! Она ещё и ещё раз прокручивала свою память, меняя ракурсы. Хорошо, что бойцы нисколько не поддались горячке боя и фиксировали происходящее вполне трезво.

Вот из нижнего Мира поднимается Громкий Лег. Вот одна из самок пытается спасти другую самку. Вот самец выступает вперёд. А вот и он, самый волнующий момент, собственно, прямое доказательство разумности чужаков: самка ступает на Границу Мира.

Алогично. Вопреки здравому смыслу.

У её спутников на нижних конечностях есть приспособления, для перемещения по Границе. У неё – нет. И, тем не менее, она делает этот шаг. Навстречу неминуемой гибели. Повинуясь порыву, повинуясь эмоциям…

Какие ещё нужны доказательства?

***

Знакомый запах подгоревшего пирога приятно щекочет ноздри. Подо мной что-то мягкое. Болит спина. Затылок! Ого! Как больно! Впрочем, нет. Терпимо. Да. Я могу терпеть…

- Ирина?

Голос Марины. Разумеется. Чей же ещё?

Я открываю глаза. Гостиная. Я – на диване.

- Где туристы? – голос охрип. Но, главное, я – слышу! Не могу сдержать восторга. – Сергеевна, как же так: я слышу?

- Да, милая, - её лицо морщится, она вот-вот заплачет. – Всё отлично.

- Где Сэмнил с Лумой?

- Они тебя принесли и решили сразу вернуться…

- Вернуться? - я рывком сажусь на диване. Спина и затылок протестуют, но мне пока не до них. – Как вернуться? Что за бред! Мы чудом уцелели. Чудом!

- Они понимают это. Они сказали, что это ты их спасла…

- Но зачем им возвращаться?

- Переговоры…

- Там были керрны?

- Да! Представь себе. Собственно, они и загнали бигморда обратно в болото.

Я поднимаюсь с дивана. Делаю несколько шагов по комнате. Тело болит, но и вправду терпимо.

- Марина! Как же так? Он же должен был раскидать нас по болоту. А я даже слух не потеряла!

- Значит, ты ещё кому-то нужна в этом мире, - Марина внимательно на меня смотрит. – А ты говоришь, чудес не бывает!

Я вспоминаю о неразобранной почте.

- Позовёшь, как «туристы» вернутся?

- Конечно!

- Я пойду к себе, - мне почему-то становится перед ней неловко. Будто парадная дверь открылась, я вошла, а она осталась снаружи. – Почту посмотрю…

- Разумеется, дорогая, - она поворачивается спиной, убирает плед с дивана. – Иди. Как они вернутся или выйдут на связь, я позову.

Через три минуты и сто пятьдесят метров коридоров, я оказываюсь у себя в лаборатории. Контейнер доставки, инфоцилиндры. Три моих чуть в сторонке от остальной кучи.

Я ещё раз проверяю почту. Да, из всего набора - три адресованы мне. Один с Лидора и два с Килании.

Так, Килания. Ого! «Национальная галерея искусств». Что за ерунда? Другой цилиндр от Александра. Отчёты, дневники, поздравления. Ух, ты! У меня же день рождения на следующей неделе! И ещё выделено: «Твоими работами интересуются уважаемые люди. Обрати внимание»…

«Национальная галерея искусств Килании»… отдельный выставочный зал… психотерапевтическое действие… гонорар…

Я всё ещё ничего не понимаю. Они пишут в коммерческом предложении о сумме, которая никак не может стоять рядом с моим именем. Голова уже не болит, – кружится… это что же: они эти деньги предлагают мне? За рисунки дождя на пластике окна? Что-то слишком много денег для одного человека…

- Ириша, - взволнованный голос Марины Сергеевны возвращает меня к жизни. – «Туристы» вернулись, тебя зовут. Мы сейчас в главном холле.

Я уже знаю, что услышу. Несусь по коридору, как девчонка, которой впервые в жизни подарили цветы.

Распахиваю обе половинки двери в зал.

Они ещё только снимают куртки. Сэмнил поворачивается ко мне. Я не могу больше ждать:

- Нашли?

Теперь все трое смотрят на меня. Молчат. Не отвечают. Я кожей чувствую присутствие чуда. Волшебство сегодняшнего дня. Магия моей победы. Магия моей мечты.

Пусть молчат. Я и так всё знаю.

- Они нам показали, где лежит «Беглец», - говорит Лума. – Звёздный крейсер, неограниченный запас хода. Всего двенадцать метров… глина, песок…

Теперь я молчу. Мне есть что сказать. Но для этого нужен воздух. Я сейчас, ребята, потерпите. Сейчас я вам всё скажу. Сейчас… как только ко мне вернётся воздух…

 

 

 

 

Copyright © 2006-2007. RBG-Azimut

Сайт создан в системе uCoz